Уже в других дневниках частями было, но оставлю здесь, чтобы не искать. Цитаты из книги Сато Хироаки "Самураи: история и легенды." Москва,1999.
читать дальшеТакэда Сингэн. Даются отрывки из "Коё Гункан" и "Нихон Гайси", содержат ли они подлинные слова Сингэна или они придуманы авторами этих сочинений - неясно.
"В четвертом месяце Сингэн вновь заболел. Он понял, что не выздоровеет, собрал командиров и объявил свою последнюю волю. Кацуёри он приказал возглавить клан, пока не вырастет Нобукацу. Он предупредил его: "Вы должны избегать войны и не губить нашу страну. Если я умру, в Поднебесной останется только один достойный человек - Кэнсин. Попросите его помощи и отдайте ему наши земли. Если он согласится, он никогда не объединится с соседями и не нападет на нас"". Стр 239-250.
"Сингэн дает в высшей степени заслуживающую доверия оценку своего достойного противника, Кэнсина. Когда он понял, что дни его сочтены, он собрал своих лучших командиров и дал им наставления. Одно из них было обращено к его наследнику, Сиро Кацуёри (1546-1582): "Что касается Кацуёри, то он должен первым делом примириться с Тэрутора. Кэнсин настолько благородный воин, что не позволит себе пренебрежительного отношения к молодому Сиро. Особенно, если он заговорит с ним и скажет: "Могу я положиться на вас?", значит, все в порядке. Я, Сингэн, болел ребячеством так и не смог сказать Тэрутора: "Я полагаюсь на вас". И даже на исходе дней моих я не смог заключить с ним мир. Кацуёри должен отправиться к Кэнсину и произнести: "Я полагаюсь на вас". Кэнсину это можно сказать без всякого смущения"" Стр. 230.
Ходзё Удзиясу: А это уже из реального письма.
"Кэнсин - это единственный, кто, согласившись однажды что-то сделать для вас, выполняет свои обязательства, невзирая на себя самого. Вот почему я мечтал бы получить его нижнюю рубашку, чтобы, разорвав ее, дать каждому из своих молодых командиров ее кусочек в качестве амулета. Если бы мне суждено было завтра умереть, Кэнсин был бы тем единственным человеком, кого бы я попросил позаботиться о моей семье". Стр. 230.
Вообще над Уэсуги создатели игры поиздевались от души. Кэнсина, видимо помня, что где-то в документах его назвали маленьким, сделали сингапурцем - самой мелкой кошкой из всех одомашненных. А Канэцугу нарисовали манчкином - котом с короткими лапками. Намёк?
Весной кот чувствует себя цветком: регулярно прикладывается к банке для полива и пьёт оттуда, а потом валяется на подоконнике, отжимая место у настоящих растений. Боюсь подумать, что будет, когда подрастёт рассада и баночки с горшочками заполнят весь подоконник. Тогда между котом и цветочками начнётся настоящая борьба за место под солнцем.
На клёнах наконец-то появились сладкие сосульки. Сахара в них столько, что когда обламываю, пальцы становятся липкими. Каюсь, когда-то научила плохому чужого ребёнка. Сейчас по весне она эти сосульки ломает и ест как леденцы. Как и я. Хорошо, что большинство детей об этом дармовом источнике сахара не знают! Порой так и подмывает их научить!
В городе Ёнэдзава в парке Мацугасаки по пути к храму Уэсуги-дзиндзя справа от ворот-тории стоит камень. На нём записаны семейные правила, которые оставил потомкам князь Кэнсин. Называется этот документ "Хо:дзайсин" ( "Сокровища сердца".) 『宝在心』 "Хо:дзайсин" ( "Сокровища сердца"):
Сокровища сердца - истинные сокровища, счастье и мир, которые человек хранит в своей душе..
一、心に物なき時は心広く体 泰(やすらか)なり Хитоцу. Кокоро ни моно наки токи ва, кокоро хироку карада ясурака нари. Когда в сердце нет мирских страстей, сердце просторно, а (внешний) вид - безмятежен. (Буквально: "Когда в сердце ничего нет" или "Когда сердце пусто". "Карада ясурака" можно также перевести как "спокойное тело" Если в сердце нет мирских страстей, человек не теряет себя, не дёргается, а его сердце готово принять истинные ценности.)
一、心に我儘なき時は愛敬失わず Хитоцу. Кокоро ни вагамама наки токи ва, айкэй усинавадзу. Когда в сердце нет своеволия, оно не теряет обаяния. (Если человек не капризен, его манеры не своенравны, он не теряет привлекательности, его любят и уважают.)
一、心に欲なき時は義理を行う Хитоцу. Кокоро ни ёку наки токи ва, гири о оконау. Первое. Когда в сердце нет алчности, оно следует долгу. (Если человек бескорыстен, он правильно поступает и может здраво рассуждать.)
一、心に私なき時は疑うことなし Хитоцу. Кокоро ни ватакуси наки токи ва, утагау кото наси. Первое. Когда в сердце нет эгоизма, в нём нет подозрений. (Буквально: "Когда в сердце нет "Я""... Когда у человека нет личных интересов, он никого не подозревает и не испытывает сомнений.)
一、心に驕りなき時は人を教(おし)う Хитоцу. Кокоро ни огори наки токи ва, хито о осиу. Первое. Когда в сердце нет спеси, оно учится у людей. (Если человек не высокомерен, он прислушивается к другим людям и сможет признать истинные ценности, которые они ему открывают.)
一、心に誤りなき時は人を畏れず Хитоцу. Кокоро ни аямари наки токи ва, хито о осорэдзу. Первое.Когда в сердце нет заблуждений, оно не боится людей. (Если в сердце нет ничего постыдного, людей бояться не стоит.)
一、心に邪見なき時は人を育つる Хитоцу. Кокоро ни дзякэн наки токи ва, хито о содацуру. Первое. Когда в сердце нет неправильных взглядов, оно развивает людей. (Если точка зрения человека не ошибочна, люди следуют за ним. Другое толкование: Когда взгляд на вещи беспристрастен, человек может увидеть как ширится и развивается живая картина мира.)
一、心に貪りなき時は人に諂(へつら)うことなし Хитоцу. Кокоро ни мусабари наки токи ва, хито о хэцурау кото наси. Первое.Когда в сердце нет алчности, оно не льстит людям. (Если человек ни за чем не гонится и не испытывает жажды что-либо получить, он не льстит, не угодничает и не заискивает.)
一、心に怒りなき時は言葉和らかなり Хитоцу. Кокоро ни икари наки токи ва, котоба яварака нари. Первое. Когда в сердце нет гнева, речь становится спокойной. (Если человек спокоен и не испытывает никакого раздражения, то и речь его становится мягкой, нежной и успокаивающей.)
一、心に堪忍ある時は事を調(ととの)う Хитоцу. Кокоро ни каннин наки токи ва, кото о тотоноу. Первое.Когда в сердце есть терпение, все дела налаживаются. (Терпеливый человек может всё уладить и всего достичь.)
一、心に曇りなき時は心静かなり Хитоцу. Кокоро ни кумори наки токи ва, кокоро сидзуканари. Первое. Когда в сердце нет тени, оно безмятежно. (Можно перевести как "Когда в сердце нет облачности..." Если у человека нет сомнений и подозрений, если ему всё ясно, он спокоен.)
一、心に勇みある時は悔やむことなし Хитоцу. Кокоро ни исами ару токи ва, куяму кото наси. Когда в сердце есть мужество, в нём нет сожалений. (Для преодоления трудностей необходимо мужество. Если есть решимость что-то сделать, сожаления и раскаяние отступают.)
一、心賤しからざる時は願い好まず Хитоцу. Кокоро ни иясикарадзару токи ва, нэгай кономадзу. Первое. Когда в сердце нет бедности, оно не любит просить. (Тут два противоположных варианта толкования: "Благородный человек не будет желать невыполнимого". И "Для благородного человека нет невыполнимых просьб. Он приложит любые усилия, чтобы их выполнить.")
一、心に孝行ある時は忠節厚し Хитоцу. Кокоро ни ко:ко: ару токи ва, тю:сэцуацуси. Первое. Когда в сердце есть сыновний долг в нём (живёт) горячая преданность. (Тот, кто исполнет сыновний долг, будет предан и своему господину.)
一、心に自慢なき時は人の善を知り Хитоцу. Кокоро ни дзиман наки токи ва, хито о дзэн но сири. Первое. Когда в сердце нет самодовольства, оно замечает хорошее в людях. (Если в человеке нет самодовольства, он видит достоинства и добродетели других людей.)
一、心に迷いなき時は人を咎(とが)めず Хитоцу. Кокоро ни маёй наки токи ва, хито о тогамэдзу. Первое. Когда в сердце нет колебаний, оно не осуждает людей. (Если у человека есть твёрдые убеждения, он не сомневается в людях и не порицает их.)
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++ Вариации чтения в целом одинаковые, отличия точечные. В первом пункте может читаться "тай" или "тэй" вместо "карада" и, может быть, "син" вместо "кокоро" (син хироку). Во втором "айкё:", вместо "айкэй". В двенадцатом "ю:", вместо "исами".
Английский перевод.Единственный найденный мною английский вариант перевода, как мне кажется, довольно далёкий от первоисточника. Можете кинуть в меня тапком, если я ошибаюсь.
First, when one is not gaining something, one must train their body. First, one most always love and respect us without fail. First, when one desires something, one must always choose the morally conduct path. First, one must never doubt those who hold personal secrets. First, one must always rescue others if one is haunted by spirits. First, when one does not create an error, one will earn other's awe. First, if one sees wrongdoing, one must discipline others. First, one should never be covetous or bend into other's flattery. First, when one is angered, one must be willing to listen to words and reason. First, one must always be capable to endure any changes. First, if one's heart is clouded, one must be gentle and quiet. First, one must never regret one's bravery. First, if one is caught in an underhanded trick, one must wait for fortune to smile upon them. First, one must always honor their ties to others during a time of mourning. First, when one is not leisurely, one will seek to gain people's kindness. First, if one gives into trickery, people will see fault with one.
9 - 16 серии, спойлеры и эмоции. Сидит себе вовсе не сентиментальное тануки у монитора и переживает. Оно вдруг выяснило, что ему ну совсем не нравится, когда на экране драка, а у дерущихся на флажках - совершенно одинаковые воробушки. А уж когда одна из сторон подняла знамя с драконом и "Би"... Не люблю Синсэн, но, кажется, я поняла, что они почувствовали, когда в битве при Тоба - Фусими увидели императорские флаги. И cнова возникло желание набить морду Кагэкацу. Ситуация дурацкая. Хвост вертит собакой. Почему-то верные вассалы считают, что гораздо лучше наследников знают, что есть благо для клана и в лучших ленинских традициях пытаются захватить банки, почту телеграф и телефон золото и жрачку а также развивают прочую бурную деятельность. Что сводит на нет слабые усилия самих наследников сохранить стабильность и хорошие отношения. Загадочные и очень подозрительные убийства продолжаются. Чёрт побери, клан Уэсуги просто кладезь для судебных следователей! Уходит верный вассал Кагэторы Тояма Китадзё на поклонение Хатиману, а потом в сугробе находят его хладный труп. Не Бисямонтэн же из ревности его прикончил! Непонятно кто нападает на процессию, которая везёт сына Кагэторы в заложники Кагэкацу. Так же странно и очень вовремя гибнет Наоэ Нобуцуна, оставив бездетной, но вовсе не безутешной вдовой О-Сэн. Кагэкацу и Канэцугу бродят со скорбными мордами и делают вид, что они вроде бы не при чём. Надо бы поглядеть, что про всё это пишут нехудожественные источники. Кто радует, так это женщины Уэсуги. В кои веки женщина в самурайской дораме не объект, а субъект действия и реально пытаются повлиять на ситуацию.. Они, пожалуй, покруче такэдиной ниндзи, мамы Имагавы Ёсимото и принцессы Ю из "Фурин Кадзан". А принцесса Кику! Не давать поцелуя без любви, пока новообретённый муж не спасёт клан Такэда! Муж этот, правда, немногим отличается от овоща, лучше сразу резать, чем разговаривать. Кстати, про договор с Такэдами. Имхо, всё к тому шло, что они когда-нибудь договорятся. Сам Сингэн об этом думал и Кэнсин тоже в общем был не против. Ну, с Кацуёри всё понятно. Я не помню ни одного фильма, где бы он был показан персонажем симпатичным и мудрым. Такой большой мальчик наконец-то вырвавшийся из-под опеки взрослых и назло делающий всё наоборот. Но кажется не очень достоверным, что Канэцугу в своём рвении объединиться с бывшим врагом оказался один против всех. Опять надо смотреть, что там было в реальности и действительно ли Кагэкацу был таким овощем. И так мало Косаки Дандзё! Я думала, будет больше. Недодали! Кагэтора, как я и предполагала, не дожил даже до 20-й серии. Жалко. Впрочем, представить что бы он делал, оставшись в живых и сохраняя верность клану я тоже не могу. Добром бы это точно не кончилось. Он как та толстовская галка, уже и не Ходзё, и Уэсуги его так и не приняли. Несмотря на таланты и адские усилия Сэнтоин и Ханы. Не знаю, хорошо это или плохо, избито или нет, но вместо кровожадных подробностей двойного сэппуку был красивый уход персонажа в туман и в заросли хиганбаны. Лично я в дорамах такое видела впервые. И такой уход, и сам этот цветок как образ тоже. Обычно какую-нибудь облетающую сакуру показывают. И, самое забавное, что сакура-то 19 апреля с натяжкой, но ещё может цвести и облетать. А вот хиганбана расцветает только осенью, в праздник Хиган, в дни, когда поминают усопших. Кэнсин при всём этом безобразии тоже присутствует. Во-первых, в виде вазы, обтянутой голубой тканью с фамильными воробушками, с которой душевно общается Кагэкацу. Ваза эта живенько так напоминает фильм Акиры Куросавы "Тень воина". Лично у меня периодически возникало такое ощущение, что вот сейчас она разобьётся и оттуда выйдет. Синее и злобное. И страдать на этот раз будут не только заборы. Во-вторых, Кэнсин присутствует в виде бесконечного дождя. Который кто-то принимает за слёзы господина, а кто-то за одобрение своих действий. Хотя, какое там может быть одобрение, когда ливень тушит зажжённые фитили аркебуз. Аркебузы тем не менее стреляют. Не иначе, как за два года после битвы при Тэдоригаве их успели модифицировать. В-третьих, в виде цитат, которыми Канэцугу отбивается от врагов. О цитатах я напишу отдельно. Ну и ещё в виде Нобунаги, который со скорбью о нём вспоминает. Ага. Нобунага. Скорбит. О Кэнсине. Ну и снова сугробы, сугробы и сугробы. Снег, холод и... цветочки. Такой вот у меня теперь образ Этиго.
Прочитала "Батальон ангелов" Акунина. Было скучновато, но пришлось. Потому что половина из тех, кто просмотрел фильм "Батальонъ" утверждает, что в нём использован сюжет Акунина, но на автора не сослались. Обидели. Думаю, вряд ли. То что и фильм, и книжка на одну и ту же тему, ещё не значит, что кто-то у кого-то что-то стащил. Тем более, что Акунина эти женщины в общем-то особо не интересуют. Они просто очередной серенький фон в очередной книжке для придуманного им штабс - капитана. Который, кстати, как герой меня совершенно не впечатлил. Похоже, я не много потеряла от того, что моё знакомство с Акуниным ограничилось фандоринским циклом.
Но хватит о грустном. Вот цитата, которая меня заинтересовала. "По рекомендации помощника (того самого неотразимого штабс-капитана) Бочка (прозвище начальницы в данной книжке) выписала для батальона лёгкие японские карабины "арисака", отдача которых менее чувствительна для слабых женских плеч." читать дальшеПохоже, что у учившегося в университете штабс-капитана были проблемы с физикой. Цитата из Вики об отдаче: "Чем больше начальная скорость, масса снаряда и заряда и меньше масса орудия, тем энергия отдачи больше." Масса пули и пороха в патроне у японского карабина меньше, чем у российской винтовки Мосина. Хотя бы потому, что у него калибр меньше. 6.5 мм и 7, 62 мм соответственно. Но вот начальная скорость пули у "арисаки" 760 - 770 м/с, а у "мосинки" - 660 - 685 м\с. И легче карабин почти на полкило. Да, таскать его, конечно, будет проще, но стрелять... Бедные слабые женские плечи! Ещё одна причина, по которой акунинский штабс-капитан обратил внимание на японские карабины. Госпожа начальница со своим батальоном непременно собирается участвовать в штыковом бою. А пехотная винтовка - вещь длинная и тяжёлая. Длина со штыком у винтовки, которой полагалось вооружать пехотные и стрелковые полки 1,73 м. Была ещё драгунская винтовка для кавалеристов, чуть покороче, 1,67 м длиной. Но даже это больше среднестатистического роста тогдашней женщины. Были ещё карабины Мосина, предназначавшиеся для рядовых спецвойск, но у них в то время штыков не было. А длина японского карабина со штыком где-то 1,33 м. Ах, какой заботливый штабс-капитан! А теперь представим, что наши храбрые дамы с этими обглодышами метр тридцать три длиной в руках всё же пошли в штыковую. А против них - немецкая пехотная часть с винтовками "Маузер". Длина "Маузера" со штыком около 1,7 м. У кого больше шансов быстрее дотянуться до противника при равенстве всех остальных характеристик? А если ещё учесть, что мужики сильнее, да и дерутся лучше? Вы никогда не думали, почему японские женщины предпочитали сравнительно лёгким тати, катанам и вакидзаси более тяжёлые и громоздкие нагинаты?
Ну, хорошо. Штабс-капитан был очень неправ, а господин Акунин, хоть и японист, но человек вполне мирный, а посему в мечах и винтовках разбираться не обязан. Но сами "арисаки", откуда бы им взяться в русской армии? То, что они реально были, говорит хотя бы то, что я видела их, и не по одной, аж в трёх музейных экспозициях в городах, которые удалены друг от друга на сотни километров. Ещё одна деталь. Когда всем японофилам известному Е. Д. Поливанову вменяли шпионаж, одной из "улик" был найденный у него штык-нож от винтовки "Арисака". Не из Японии же он его вёз! А взялись "арисаки" вот откуда. Все знают, что в Первую Мировую Россия вступила неподготовленной. Результатом в том числе стала нехватка стрелкового оружия, которое срочно принялись закупать везде, где можно и где нельзя. В том числе и в Японии. И закупали там, главным образом, не карабины, а обыкновенные винтовки, прототипом, для которых, кстати, стали немецкие "Маузеры". Длина винтовки "Арисака" со штыком - 1, 66 м, что вполне сравнимо и с русскими, и с немецкими образцами. А так как калибр у неё немного поменьше, чем у "мосинки", точность стрельбы из неё несколько выше. За японские винтовки платили не только золотом, но и сферами влияния. Поступились Китаем и, спасибо, что не успели отдать Сибирь, а вероятность была. Оказывается, к концу 1915 года, каждая 10-я винтовка в российской армии была японской, а всего в русской армии насчитывалось девять разных типов винтовок и семь типов патронов к ним. Чтобы облегчить ремонт и обслуживание, "арисаки" сосредоточили на Северном фронте, который прикрывал направление на Петроград. Вот подробная статья на эту тему - «Арисака» русского солдата. nstarikov.ru/club/48477
Вроде всё сходится. Петроград, "арисаки", женский батальон. Но... Решила посмотреть фотографии. Для чайника, вроде меня, основных отличий винтовок Мосина и Арисака, которых можно разглядеть на фотографиях того времени - два. Это - форма штыка и магазин.Это - форма штыка и магазин. У "арисаки" - штык-нож с крючком для вешания оружия, у "мосинки" узкий четырёхграный штык. Магазин "арисаки" полностью упрятан в ложу. У "мосинки" часть магазинной коробки выступает из ложи и плавно переходит в спусковую скобу. На всех фотографиях женщины вооружены винтовками Мосина. Кстати, как и в фильме. Можно, конечно, подумать, что женские батальоны это PR-акция и негоже русским амазонкам спасать Россию японским оружием. Но, есть и более приземлённое объяснение. Дамы собирались отправится на фронт и воевать там. То есть, тратить боеприпасы. Если вы прочитали статью, наверное, помните, сколько патронов японцы продавали к одной винтовке. Двадцать. А когда расщедрились, то целых двадцать пять. Этого даже чтобы научиться как следует стрелять не хватит! Поэтому "арисаками" вооружали, в основном тыловые и охранные части, не принимающие участия в боях. К тому же, единственная часть из Петрограда, которой всё же удалось повоевать, воевала не на Северном фронте, где были сосредоточены "арисаки", а на западном, в Белоруссии. Так что, увы и ах, господин Акунин.
Тоётоми Хидэёси держал большую обезьяну. Когда к нему приезжали с визитом даймё, он давал распоряжение привязать эту обезьяну на пути в их комнаты. Животное скалило зубы и бросалось на даймё, а Хидэёси из темноты наблюдал за происходящим и веселился. Так как обезьяна была любимицей Хидэёси, никто не смел ей навредить и в процесс общения животного с князьями вмешиваться не рисковал. читать дальше Однажды Хидэёси вызвал к себе Датэ Масамунэ. Услышав о том, что творится в замке, Масамунэ сказался больным, чтобы туда не ехать. Затем деньгами и подарками он удачно подкупил смотрителя этой обезьяны и тот втайне отдал животное на попечение Масамунэ. Как и ожидалось, даже для господина Дракона обезьяна исключения не сделала и так же скалила зубы и бросалась. Но теперь, всякий раз, когда она это делала, Масамунэ сурово воспитывал её железным веером. Выдрессировав обезьяну, Масамунэ вернул её смотрителю. Некоторое время спустя, Хидэёси снова вызвал его к себе, приказал привязать обезьяну в коридоре, где с минуты на минуту должен был пройти Масамунэ, и стал ожидать, заранее представляя, как он напугается. Говорят, что когда Масамунэ приехал в замок и вошёл в тот коридор, обезьяна задрожала и, скорчившись, присела на корточки. В руке у Масамунэ сверкал "железный веер". Увидев это, Хидэёси вздохнул и сказал: - "Надо же, даже обезьяна боится Одноглазого Дракона..."
История взята отсюда: www.s-b.biz/iihanasi/ Интересно, что слово "тэссэн" (железный веер) в последнем случае взято в кавычки. Возможно, что веер на этот раз был самым обычным, но обезьяне хватило одного его вида. Есть другие версии этого рассказа, где обезьяну воспитывают не веером а кнутом, и где Хидеёси говорит другие слова, но общий смысл примерно такой же.
Тут я подумала и решила выложить всё, что мне известно про Томоэ-годзэн. Под катом - всем знакомые факты, довольно известная картинка, две цитаты из всем доступных источников и пара бестолковых мыслей по поводу. По-японски её имя пишется вот так: 巴御前(ともえごぜん/ともゑごぜん. То есть, раньше оно произносилось как "Томовэ". Оказывается, "годзэн" - это вовсе не фамилия, как я когда-то думала. Это уважительный суффикс, добавляемый к именам выдающихся женщин, как правило, жён (например, Кэса-годзэн) или наложниц (Сидзука - годзэн) самураев. Пишут, что иногда это "годзэн" приставляли и к мужским именам, но я ещё ни разу такого не видела. Сейчас суффикс "годзэн", добавляемый к имени при обращении, означает нечто вроде "Ваше превосходительство". Интересно, что прочитанные по-другому (нижнему) чтению те же иероглифы звучат как "омаэ" и являются не очень вежливой формой обращения, которая чаще всего переводится как "ты". Так, например, обращается Хико Сэйдзюро к своему глупому ученику.
На том основании, что имени Томоэ-годзэн нет в источниках, современных войне Гэмпэй, существует мнение, что, её, как реального человека, не существовало вообще. И что она - выдумка монаха Юкинаги, автора "Повести о доме Тайра". И что якобы уже оттуда сюжеты о Томоэ-годзэн разошлось по всей японской литературе.
Что же о ней известно? Томоэ была дочерью Накахары Канэто:, воспитателя Минамото (Кисо) Ёсинаки. Во время внутриклановых разборок Минамото Ёсихира, старший брат Ёритомо, по прозвищу Акугэнда ("Злодей ГэндаГэнда (детское имя Ёсихиры) ") убил своего дядю, Минамото Ёсикату и захватил его провинцию Мусаси. Сына Ёсикаты, двухлетнего младенца, позже получившего имя Ёсинака, тоже хотели убить, но Хатакэяма Сигэтада не решился на это и передал его Сайто Санэмори. Санэмори вывез будущего Ёсинаку в провинцию Синано в округ Кисо, (сейчас это посёлок Кисо, префектура Нагано), где Тидзуру, жена Накахары Канэто выкормила его а сам Канэто взялся за его воспитание. Ёсинака, взявший себе прозвище Кисо, обучался военному делу вместе с сыновьями Канэто:. Позже они оба переменят родовую фамилию Накахара и станут известны как Имаи Канэхира и Хигути Канэмицу. Имаи Канэхира был старше Ёсинаки на два года и был его молочным братом. Став старше, они дадут друг другу клятву верности, которой будут верны до конца. Вместе с братьями военное обучение проходила и Томоэ. Никаких подробностей о её отношениях с Ёсинакой не имеется, кроме того, что она стала ему гораздо больше, чем просто другом. Ёсинака был настолько впечатлён, её мужеством и военным мастерством, что сделал её командиром одного из своих отрядов (иппо но тайсё). О её военной карьере известно немного. В июне 1181 года в битве при Ёкотогавара, она победила семь всадников и забрала их головы. В мае 1183 в битве при Тонамияма, в которой Ёсинака очень негуманно поступил с быками, приказав привязать к их рогам факелы и направить их на войско Тайра, Томоэ командовала отрядом всадников. Но больше всего упоминается о ней в связи с последними битвами Ёсинаки, когда он воюет уже не с Тайра, а с собственными родственниками.
Вот гравюра Ё:сю: Тиканобу,"Томоэ-годзэн в бою".
Справа от Томоэ, на лошади - уже упоминавшийся Хатакэяма Сигэтада, слева - Утида Сабуро Иэёси, почему-то пеший. На заднем плане, в речке на лошади и в шлеме с рогами - Кисо Ёсинака. А сама гравюра - иллюстрация к одному из эпизодов популярной в 19 веке книги Рай Дзё "Нихон Гайси". Вот этот кусочек в переводе В. Мендрина:
"У Ёсинака была наложница по имени Томоэ, младшая сестра Канэхира; она отличалась физической силой и постоянно следовала за войском, участвуя в боях. В описываемое время она сражалась в одиночку, оставаясь на месте боя, и Сигэтада хотел захватить ее живьем; наметив ее глазами, он приблизился к ней и схватил за рукав доспехов, но Томоэ хлестнула лошадь, которая сделала скачок, и рукав, оторвавшись, остался в руках Сигэтада; он бросил его и вернулся обратно. Ёсинака бежал с семью всадниками. Как раз в это время возвращался в столицу Нориёри, разбивший уже войска Ёсинака в Сэта; в авангарде у него был Утида Иэёси из области Тотоми. Томоэ вступила с ним в рукопашный бой и отрубила ему голову. Когда она показала ее Ёсинака, то он с грустью сказал: "Иэёси был красив и храбр и вот же сронил свою голову от руки женщины. Так и я! Не знаю и не ведаю я, от чьей руки в конце концов придется принять мне смерть свою!" Тут он стал убеждать Томоэ, чтобы она оставила его и бежала, причем сказал: "Что же станут говорить люди, если я, идя на смерть, в последнюю предсмертную минуту буду водить за собой наложницу?" Томоэ упрашивала позволить ей умереть вместе с ним, но Ёсинака настаивал, и она, обливаясь слезами, распрощалась с ним и ушла." В. Мендрин. История сёгуната в Японии, Москва - Санкт Петербург, РГБ, "Летний сад", книга 3, История рода Минамото - 2, стр 204.
Произошло это незадолго до битвы при Авадзу (5 марта 1184 года), когда Ёсинака с небольшим отрядом покидал столицу и на берегу реки Камо на отмели между Шестой и Третьей дорогами (Сандзё и Рокудзё) наткнулся на вражеское войско. "Рукав доспехов" - это, как я поняла, наплечник о-содэ, кусок которого держит в руке Сигэтада. Думаю, такое маловероятно. Скорей всего, наплечник оторвался целиком, потому что к доспехам он крепился только четырьмя шнурами, которые к тому же могли развязаться или ослабнуть, а количество витков шнура, которым скреплялись пластины наплечника между собой, было около тридцати и крепились они, ну если не намертво, то всерьёз и надолго.
В гораздо более близкой по времени к войне Гэмпэй "Хэйкэ -моногатари", тоже есть упоминание о столкновении на отмели реки Камо, во время которого Ёсинака, как и у Рай Дзё, думает о скорой смерти. А ещё он жалеет, что перед смертью он не увидит своего молочного брата, родного брата Томоэ, Имаи Канэхиру. Утида Иэёси здесь не упоминается вообще. Вот что пишется о Томоэ в "Повести о доме Тайра", свиток 9, глава 4, "Гибель Ёсинаки из Кисо":
"Ёсинака привез с собой из Кисо двух красавиц — Ямабуки и Томоэ. Но Ямабуки захворала и теперь осталась в столице. Особенно хороша была Томоэ — белолица, с длинными волосами, писаная красавица! Была она искусным стрелком из лука, славной воительницей, одна равна тысяче! Верхом ли, в пешем ли строю — с оружием в руках не страшилась она ни демонов, ни богов, отважно скакала на самом резвом коне, спускалась в любую пропасть, а когда начиналась битва, надевала тяжелый боевой панцирь, опоясывалась мечом, брала в руки мощный лук и вступала в бой в числе первых, как самый храбрый, доблестный воин! Не раз гремела слава о ее подвигах, никто не мог сравниться с нею в отваге. Вот и на сей раз — многие обратились в бегство или пали в бою. Томоэ же уцелела."
Уцелела она как раз после той битвы на отмели Камо. И здесь она никуда ещё не уходит, а остаётся с господином. Потом появляется Имаи Канэхира с оставшимися воинами. При встрече Ёсинака и Канэхира обмениваются довольно эмоциональными репликами, свидетельствующими об их привязанности, друг к другу. Сказал ли что-нибудь брат, увидев сестру, - неизвестно. Наступает время битвы при Авдзу. Три сотни у Ёсинаки против нескольких тысяч вассалов Ёритомо. Отряд Ёсинаки тает, а у противника появляются всё новые и новые подкрепления.
"и вот осталось их всего пятеро — господин и четверо вассалов. Томоэ была в числе уцелевших."
Почему ей удалось уцелеть? Боевое мастерство или просто мужчины не хотели связываться с женщиной? Без боевого мастерства здесь явно не обошлось. И независимо от того, хотел ли Онда Хатиро Моросигэ из провинции Мусаси с ней связываться или нет, ему пришлось. )))
"И сказал тут господин Кисо: — Ты — женщина, беги же прочь отсюда, беги скорей куда глаза глядят! А я намерен нынче пасть в бою. Но если будет грозить мне плен, я сам покончу с жизнью и не хочу, чтоб люди смеялись надо мной: мол, Ёсинака в последний бой тащил с собою бабу! — так говорил он, а Томоэ все не решалась покинуть Ёсинаку, но он был непреклонен. «О, если бы мне встретился сейчас какой-нибудь достойный противник! — подумала Томоэ. — Пусть господин в последний раз увидел бы, как я умею биться! » — и, с этой мыслью остановив коня, стала она поджидать врагов. В это время внезапно появился прославленный силач Моросигэ Онда, уроженец земли Мусаси, и с ним дружина из тридцати вассалов. Томоэ на скаку вклинилась в их ряды, поравняла коня с конем Онды, крепко-накрепко с ним схватилась, стащила с коня, намертво прижала к передней луке своего седла, единым махом срубила голову и швырнула ее на землю. Потом сбросила боевые доспехи и пустила коня на восток."
Интересно, что голову Иэёси Томоэ показывает Ёсинаке. Очень возможно, что делает она это не на поле боя, а, как полагается, уже после сражения. И Ёсинака проявляет бурные эмоции по поводу гибели воина, заодно думая и о себе. Голову же Моросигэ она бросает как недостойную внимания, хотя до этого автор называет его прославленным силачом, а сама Томоэ мечтает показать господину, как она умеет сражаться. Бросает она и доспехи. Может быть, в этот момент Томоэ понимает, что ни эта голова, ни её подвиги уже не помогут ей спасти господина и навсегда зарекается брать в руки оружие?.
Увидел ли Ёсинака её новый подвиг и сказал ли он что-нибудь по этому поводу тоже неизвестно. Скорей всего, ничего не сказал. Не до этого ему было. Как следует из дальнейшего текста, он, как настоящий самурай, в этот момент думал о том, как бы ему покрасивее умереть. Но волей судьбы в лице застрявшей в болоте лошади, умер он вовсе не так правильно и изысканно, как собирался.
Много спорят о том, зачем Ёсинака прогнал Томоэ, не позволив ей умереть вместе с ним. Вот несколько версий: - Есинака действительно боялся, что люди будут смеяться, увидев среди его последних бойцов женщину. - Он побоялся, что смерть Томоэ будет более славной, чем его собственная. Какой позор для настоящего мужчины! ))) - Он хотел, чтобы хоть кто-то из его отряда выжил и молился за его душу.
Что же касается дальнейшей судьбы Томоэ, то тут тоже нет единого мнения. Вот варианты: - Томоэ отомстила за смерть Ёсинаки. Она бросилась на убивших его самураев, отобрала у них голову господина и,чтобы никто не мог её осквернить, утопилась с ней в море. Красиво, но у того же Рай Дзё написано, что голову Ёсинаки всё-таки отправили в Камакуру, к Ёритомо, а Ёсинака был достаточно известен, чтобы его смогли достоверно опознать. - Томоэ захватил в плен вассал Ёритомо Вада но Ёсимори и сделал своей наложницей. По другой версии она добровольно согласилась стать его женой и родила от него сына, известного силача Асахину Сабуро Ёсихидэ. После смерти мужа она стала монахиней и до своей смерти жила в городе Фукумицу в Эттю. Или где-то в Этидзэн. Умерла она в 91 год. - Она стала монахиней сразу после битвы при Авадзу. Жила в Томосуги в провинции Этиго и всю оставшуюся жизнь молилась за Ёсинаку.
Что же касается годов её жизни, английская и немецкая Вики называют 1157-1247 годы. (91 год) Японская тоже упоминает о 91 годе, а также то, что по разным версиям в момент битвы при Авадзу ей было от 22-х до 32-х лет. Могила Томоэ есть в Оцу, в храме Гитюдзи (другой вариант чтения - Ёсинакадэра) на горе Асахияма. Но несколько её могил существуют и в других местах. В Хиёси (Хиёсимура), сейчас это Кисо (Кисомура), округ Нагано на родине Томоэ, есть памятник, где она изображена рядом с Ёсинакой. -------------------------------------------------- Кроме упоминавшихся источников, при написании поста использована вот эта статья www.tofugu.com/2014/06/12/badass-chicks-in-japa... книга С. Тернбула "Самураи", а также материалы Википедиии.
Пересматриваю финальные серии "Fuurin Kazan". В 4-й битве при Каванакадзиме гибнет Мородзуми Торасада, двоюродный дед Сингэна и воспитатель его младшего брата Нобусигэ. Собственно защищая этого самого Нобусигэ или, ещё точнее, отводя с этим самым Нобусигэ удар от Сингэна, главы клана. Ну, с Нобусигэ всё ясно. 37 лет, расцвет сил и жутко гибельный возраст. Что же касается Мородзуми, то в конце серии мелькает почти незаметная фраза. "Ему был 81 год". читать дальшеЭ?! Вы хоть представляете себе, что такое 81 год? Смотрю на своих родителей, бывших физкультурников. Им ещё не столько, но пальцев на одной руке хватит, чтобы пересчитать, сколько осталось, чтобы догнать Мородзуми. Идут по лесу, по Тропе Пенсионеров. С новомодными скандинавскими палками. Отец идёт довольно бодро. Маме уже тяжеловато. Или она хуже тренирована? Но на них нет тех 12-15 кг доспехов и 3-х кило всякого оружия, что были на Мородзуми! И лошади, которой надо управлять, тоже нет. И всяких там Уэсуги, от которых надо отбиваться. Посмотрела в Вики. У них есть сомнения, но примерный год его рождения всё же 1480. Смерти - 1561. 81 год. И, в отличие от знаменитого гэмпэйного Сайто Санэмори (1111 - 1183), ему даже красить волосы не пришлось, чтобы кто-то польстился на его голову. Некрашеную забрали. Ямамото Канскэ (1493 -1561) на фоне Мородзуми вроде бы проигрывает. Ему на момент гибели было 68. Но вы попробуйте посостязаться с молодыми здоровыми когда у вас один глаз не видит, и одна нога как следует не работает! Ну и ещё один из этой же компании. Усами Садамицу, главный вассал и стратег Уэсуги. 1489 - 1564. 75 лет. Никто так до сих пор точно не знает, что с ним произошло. То ли просто много выпил и не смог выплыть, когда лодка перевернулась. То ли действительно по приказу Тэруторы или по личной инициативе решил устранить препятствие на пути господина. Препятствие звали Нагао Масакагэ. Был он двоюродным братом Тэруторы, а по совместительству - его шурином. И в это время он явно не хотел с Тэруторой дружить. Садамицу приехал его уговаривать. И когда окрасился месяц багрянцем... Короче, по итогам переговоров 38-летний Масакагэ тоже не выплыл. То ли Садамицу его с помощью ножа уговаривал, то ли просто у него возраст критический был.
Почти случайно и довольно неожиданно из множества буков вики-статьи выудилась нужная информация. Как я и предполагала, кэппан - штука ценная не только в плане того, что в нём написано. Вобщем, резал себе самурай пальчик, ставил на какую-нибудь страшную клятву кровавую печать - кэппан и не предполагал. что через 400 с хвостиком лет по жалкой засохшей лужице на бумажке можно будет что-то о нём узнать. Например, группу крови. читать дальше У Уэсуги Кэнсина она оказалась четвёртой (АВ). Резус-фактор не указывается. Группа довольно редкая, встречается всего у 4-5 % всего человечества, но у японцев, айнов и других жителей Восточной Азии немного чаще. С научной точки зрения это даёт относительную устойчивость к алкоголю. По крайней мере, Датэ Масамунэ с его третьей группой он бы точно перепил. А с околонаучной - постоянную борьбу между сердцем и разумом. И всякие депрессняки на этой почве. И с совсем ненаучной - склонность к мистике и мало-мальски экстрасенсорные способности. Про способности - не верю!!! По крайней мере пара объектов с вышеуказанной группой крови, которых я имею возможность наблюдать, разыскивает носки и прочие посеянные предметы гораздо медленнее, чем я. Если вообще находят.
И, кстати, откуда взялась четвёртая группа крови у Химуры Баттосая? Он-то уж точно никаких кэппанов не подписывал!
Не могла не утащить несколько кадров из сериала "Фурин Кадзан". Вот она, фляжка из нержавейки, походный кубок Тигра Этиго. С цветочками. Made in China, династия Мин (1368-1644). Материал - золото и перегородчтая эмаль. Вместимость 2-3 го (1 го = 0,18 литров). Хранится в городе Ёнэдзава, префектуры Ямагата в святилище Уэсуги, где фотографировать нельзя. Поэтому туристических снимков артефакта в интернете не наблюдается. Иногда её выпрашивают поснимать на исторические передачи или на документалку после очередной серии дорамы.
Называется такая ёмкость "бадзё:хай" ( 馬上杯 ) то есть "чаша для сакэ (которую употребляют) при езде на лошади". В отличие от обычных и почти плоских сакадзуки, которые ведут своё происхождение от раковин двустворчатых моллюсков вроде мидий, устриц и гребешков, у чаш бадзё:хай высокие края, чтобы при движении не расплескать драгоценный напиток. А ещё у них есть ножка, за которую её удобно держать. Ножки бывают цилиндрические, в форме усечённого конуса, а также похожими на ножки обычных европейских фужеров. Некоторе чаши по форме почти не отличаются от них. Деньги на забугорное золото и тем более на перегородчатую эмаль были не у всех. Поэтому чаще всего бадзё:хай делали из обычной глины. Вот например здесьздесь www12.ocn.ne.jp/~ryubido/bajyouhai.htm копию княжеской чаши для фанатов под названием "Сон одной ночи" сделали из обычного фарфора, а рисунок на ней, похоже, нанесён с помощью переводных картинок. переводных картинок. Есть такая техника у художникив по керамике: на прозрачную плёнку наносится узор специальными керамическими красками. Во время обжига плёнка сгорает, а краски закрепляются на поверхности изделия. Что касается размеров, то имхо, фанатская чаша несколько меньше оригинала: в неё входит всего 300 мл жидкости. И ножка у неё мала не только для мужской руки, но и для женской. Словом "бадзё:хай" называли не только чаши для сакэ, но и чайные чаши с ножками. Чайные чаши подобной формы обычно использовали на мероприятиях, связанных с лошадьми или в дни Лошади.
Кстати, в сериале "Знамёна самураев", как и в случае с доспехом Кэнсина, использовали не точную копию предмета, а нечто близкое к оригиналу. Вот кадры, где появляется чаша. 46-я серия, середина марта 1561 года, первая осада Одавары, крепости Ходзё. Нагао Кагэтора в полном одиночестве занимается распитием спиртных напитков в 60-ти метрах от стен вражеской цитадели.
Красиво. Но возникает вопрос, было ли что-нибудь подобное на самом деле. Оказывется, было. Яповикиja.wikipedia.org/wiki/小田原&...(1560年 ) ссылаясь на два источника два источника, "Мэйсё:гэнко:року" ( 名将言行録 ), "Книга о словах и делах знаменитых полководцев", написанную уже в 1854-1867 годах, и 松隣夜話 , чтения названия и сведений я пока не нашла сообщает следующие сведения. Однажды в полдень во время осады Одавары привязав лошадь на берегу лотосового пруда (о, там ещё и лотосы были!) и развернув привезённый с собой о-бэнто, Кэнсин стал обедать (точнее, принимать второй завтрак ) под самым носом у защитников Одавары. Когда самураи Ходзё увидели это, 10 воинов из отряда стрелков прицелились и дали по нему два залпа из ружей. Пули задели (другой вариант перевода: пробили) наплечники доспехов (содэ), но в Кэнсина не попали. Говорят, что в этой обстановке Кэнсин выпил три чашки (или три рюмки, там между прочим слово "сакадзуки" используется) чая (а вы что подумали, там правда было слово "чай"! ) и спокойно продолжал есть. Что было после того, как он наелся, не сообщается. Доспехи на нём, скорей всего, были уже на основе варварской кирасы. Потому что воплощение ты или нет, доспехи харамаки, пули всё равно пробивали. Реквизитную чашу ещё раз использовали через два года в фильме "Небеса, земля и люди" ("Тэнтидзин").
Ещё один довольно интересный вопрос, о сезонности обеих чаш. В предмете, который используют круглый год, должен быть намёк хотя бы на три сезона. Не знаю, было ли это так для китайских мастеров и изображали ли они конкретные цветы или просто узор, но в оригинальной бадзё:хай золотой круг может символизировать Луну. Это август-сентябрь. Голубой фон, может быть, воду. То есть лето или осень. Или всё-таки снег? По цветочкам. Нечто хризантемоподобное. Поздняя осень. Вьюнок или колокольчик. Лето. Возможно, кто-нибудь ещё чего-нибудь видит. Что же касается реквизита, то на нём точно хризантемы. То есть чаша с осенним узором. Это притом, что осада Одавары происходит весной, а поход на Канто во время которого Тэрутора узнаёт о гибели Нагао Масакагэ - в конце лета. Мог ли Тайра но Кагэтора позволить себе такое несоответствие? Вряд ли. Хотя, если не думать о сезонности, хризантема - символ императорского дома и долголетия.
Во время 4-й битвы при Каванакадзиме на полководца Такэду Сингэна напал некто и серьёзно побил. Большинство книг, фильмов и прочих источников сходятся на том, что совершил этот довольно безрассудный поступок сам князь Этиго. Называют его при этом по-разному: Кагэтора, Тэрутора, Кэнсин, Фусикиан... Я решила хотя бы приблизительно выяснить, когда, как и почему его звали. читать дальшеДля этого я использовала Вики, и ещё пару статей.ещё пару статей, краткую биографию Кэнсина www8.ocn.ne.jp/~yozan/rekisi/kensin.html и ответ на вопрос о ео посмертном имени. detail.chiebukuro.yahoo.co.jp/qa/question_detai...
Итак, человек, который позже станет известен как Уэсуги Кэнсин, родился в семье Нагао в 1530 году, или точнее, в 3-м году Кёроку. По буддийскому календарю это был год Белого (Металлического) Тигра. Возможно, поэтому младенцу дали детское имя (ё:мё ( 幼名 )) Торатиё ( 虎千代 ) Известно, что мать его звали Тора-годзэн, но вот яповики пишет, что настоящее имя её неизвестно, а имя Тора ( 虎 ), Тигр она получила уже в честь знаменитого сына. Мама была неравнодушна к вере, принадлежала к школе Сингон, поэтому окончание имени "тиё", "тысяча поколений", было типично для имён, которые давали детям представители этой школы и было пожеланием долгой жизни. Думаю, 48 лет для того времени - это достаточно долго.
В 1544 году мальчик прошёл церемонию Гэмпуку и получил имя Хэйдзо: Кагэтора ( 平三景虎 ). По поводу имени Хэйдзо: никаких обьяснений не видела. Яповики обозначает его как бэцумэй ( 別名 ), другое имя или псевдоним. Но как, известно, иероглиф "хэй" по-другому читается как "Тайра". А род Нагао претендовал на происхождение от этой знаменитой фамилии. Известно, что в императорских распоряжениях будущего Кэнсина именовали Тайра но Кагэтора.Учитывая, что Такэда восходили к Минамото, противостояние их с будущими Уэсуги (ещё недорезанные к тому моменту настоящие Уэсуги происходили из рода Фудзивара) можно считать второй войной Гэмпэй. Имя Кагэтора - не что иное, как претензия на власть в клане Нагао. Умершего в 1536 году отца Кагэторы звали Нагао Тамэкагэ ( 長尾為景 ). Часть имени отца обычно давалась старшему сыну или предполагаемому наследнику. Взяв его, 14-летний Нагао Кагэтора ( 長尾景虎 ) вступает в борьбу со старшим братом, побеждает и возглавляет клан.
В 1553 году после медитаций в дзэнском храме Дайтокудзи в Киото 23-летний Кагэтора обретает просветление. Ну или не совсем просветление, а нечто приближающее его к пониманию, зачем он вообще живёт. И по этому поводу получает так называемое хо:го ( 法号 ) или хо:мё ( 法名 ), "имя (буддийского) закона", Со:син ( 宗心 ). Имя содержит один из иероглифов имени его наставника, монаха Тэссю: Со:кю: (徹岫宗九 ) Возможно, не случайно. Позже, во время религиозных практик в храмах, его называли этим именем, но для мира он оставался Нагао Кагэторой. В этом же году молодой человек впервые посещает главный храм школы Сингон Конгобудзи на горе Коя. Но никаких следов в его имени это пребывание, похоже, не оставило. Как и посещение этого же храма в 1559 году.
В 1552 году Нагао Кагэтора берёт под защиту своего господина, Уэсуги Норимасу ( 上杉 憲政 ). Норимаса был канто канрэй (военный правитель Канто). От имени канто канрэя клан Нагао с 1340 года правил Этиго. Кагэтора добивается, чтобы Норимаса признал его в качестве даймё Этиго и сделал своим приёмным сыном. Это происходит в 1557 году. Дальше сведения расходятся. Известно, что в 1559 году Кагэтора был в Киото. Но то ли он просто присягал на верость сёгуну Ёситэру и императору Огимати подтверждая титул князя Этиго, то ли уже подтверждал и свою новую фамилию Уэсуги, я так и не поняла. По крайней мере, яповики имени "Уэсуги Кагэтора" для обозначения Кэнсина не приводит.
В 1560 году в результате успешных военных действий 30-тилетний Кагэтора отбивает Канто у клана Ходзё. Поэтому в следующем, 1561 году, Норимаса передаёт ему свой титул Канто канрэй, фамилию (если он уже этого не сделал) и, как наследнику, один иероглифов своего имени, 政 , который в имени читается как "маса" и имеет значение "управлять". Отныне его имя - Уэсуги Масатора ( 上杉政虎 ) И именно под этим именем он ведёт новые военные действия против Ходзё и выступает в 4-й битве при Каванакадзиме. В декабре этого же 1561 года Масатора едет в столицу подтверждать титул Канто канрэй, где сёгун Ёситэру ( 義輝 ) милостиво дарит ему часть своего имени, 輝 , которая в имени читается как "тэру" и имеет значение "сиять, блистать". Теперь он - Уэсуги Тэрутора ( 輝虎 ). Интересно, что это имя обозначают как имина ( 諱 ), истинное имя. Являллясь ли "истинными" имена Масатора и Кагэтора - неясно. Скорей всего - да.
В апреле 1570 года Тэрутора усыновляет и присваивает свою фамилию и одно из своих имён своему бывшему заложнику, 7-му сыну Ходзё Удзиясу 16-летнему Ходзё Сабуро ( 北条 三郎 ) Юношу теперь зовут Уэсуги Сабуро Кагэтора или просто Уэсуги Кагэтора ( 上杉 景虎 ). Сам же князь Этиго в декабре этого же 1570 года принимет монашеское имя Фусикиан Кэнсин ( 不識庵謙信 ) Звали ли его Кэнсином до этого и существовало ли при его жизни сочетание "Уэсуги Кэнсин" пока сказать не могу. По самому имени. "Кэнсин", как все уже знают, можно перевести как "скромность и истина (или правдивость)" "Фусики" - как "не знаю", "ан" как "уединённое жилище", "хижина", "избушка", то есть явно намёк на монаха. Кроме этого "Фусики", то есть "не знаю", - это намёк на одну из историй про патриарха дзэн Бодхидхарму (Даруму). Истово веровавший в Будду китайский император У-Ди (156 г. до н.э. - 87 г. до н.э.), как-то спросил Бодхидхарму, в чём суть буддизма. Великий учитель, видел, что император построил множество храмов, куда добровольно или принудительно стали приходить много людей, и ужасно этим возгордился. Поэтому ответил ему "Не знаю". Этим, как я поняла, он хотел сказать, что мир иллюзорен, поэтому все заслуги У-Ди не так уж и важны. Другая версия этой легенды: ru.wikipedia.org/wiki/Бодхидхарма
В 1574 году Кэнсин полностью принимает монашество, в 1576 в храме Конгобудзи на горе Коя он получает титул "адзяри" (ачарья), а в 1578 году умрает. Его посметрное имя , Фуксикииндэн Синко: Кэнсин хо:ин о:адзяри 不識院殿真光謙信 法印大阿闍梨. Из чего оно состоит и что вообще означает? Форма буддийского посмертного имени, каймё ( 戒名 ), в разных школах немного различается, но в целом имеет следующую структуру. В начале идёт так называемое инго или индэнго (院号 ; 院殿号 ), за ним до:го ( 道号 ), потом каймё или хо:мё (戒名 ; 法名 ) и, наконец, почётное звание. 1) Инго или индэнго (храмовое имя?). 2 иероглифа + ин или индэн. Присутствует в имени людей, которые жертвовали деньги на строительство какого-нибудь храма, отдавали приношения в какой-нибудь монастырь или играли большую роль в религиозной жизни. Причём вклад их в религиозную жизнь должен быть общепризннанным. Фусикииндэн ( 不識院殿 ) . О значении сочетания "фусики" я уже писала. 2) До:го или "имя пути". 2 следующих иероглифа. Что-то вроде поэтического псевдонима. Синко: ( 真光 ). Можно перевести как "Сияние истины". 3) Каймё или хо:ме. "Имя завета" или "имя закона". Ещё два иероглифа. Давали ещё при жизни, когда человек во время медитации или любым другим способом получал просветление или начинал понимать, зачем он живёт. Кэнсин ( 謙信 ) 4) Почётные звания. Хо:ин ( 法印 ) со времён средневековья такое звание давали монахам, в отличие от врачей художников, поэтов и учителей конфуцианства. О-адзяри ( 大阿闍梨 ). Титул монаха школы Сингон, прошедшего практику на горе Коя и церемонию тэмбокандзё: ( 伝法灌頂 ).
Под конец ещё одна разновидность имён Кэнсина, которую обозначают как адана ( 渾名 ), прозвища. Их Вики приводит целых четыре. Этиго но Тора ( 越後の虎 ), Тигр Этиго. Ну, Этиго, понятно, управляемая провинция, о тигре я уже писала в начале.
Этиго но Тацу ( 越後の龍 ), Дракон Этиго. Драконом его называли, когда говорили о его противостоянии с кланом Такэда. Тигром Каи называли Такэду Сингэна. Борьба Тигра и Дракона - это образ, пришедший из Китая и означающий борьбу равновеликих непримиримых начал, ян и инь, мужского и женского, борьбу, которая не приносит победы ни одной из сторон и обычно заканчивается их примрением. Здесь Такэда стал тигром из-за его более жёсткой, прямолинейной и агресивной политики. Ещё одна причина, почему Кэнсина могли называть драконом - Один из его штандартов (ума-дзируси) с иероглифом "дракон", который поднимался во время боя.
Гунсин ( 軍神 ), Бог Войны и Сэйсё ? ( 聖将 ), Великий (Гениальный, Святой) Полководец. Ну, здесь сами делайте выводы.
Название: Мыло Уэсуги Кэнсина. Автор: Umematsu, aka Эгли. Фандом: Сэнгоку Дзидай. Бета: сами пишем, сами правим. Жанр: AU, стёб, временами довольно бессовестный, временами перетекающий в пафос. Рейтинг: 16+ (спиртные напитки, брань и жестокость) Размер: миди. Статус: окончен. Основные персонажи: Такэда Сингэн, Уэсуги Кэнсин. Как и прочие персонажи, упомянутые ниже, принадлежат истории. Описание: Они долго воевали, но встретились лицом к лицу лишь в этой битве. Если бы время их встречи не было столь кратким, как в реальности, что бы они сказали друг другу? Если бы при этом у Сингэна был мобильник, а Кэнсин любил сидеть в интернете?
«В ответ на вопрос Кэнсина, что он думает перед смертью, Сингэн отбил удар веером и сочинил изящное стихотворение». Википедия.
Такэда Сингэн, правитель Каи, 40 лет. Любит воевать с Кэнсином и играть в компьютерные стратегии. Почти всё своё время только этим и занимается. Уэсуги Кэнсин, правитель Этиго, 31 год. Когда не молится, не гадает и не умиротворяет Сингэна, любит посидеть в интернете и почитать чужие дневники. Ямамото Канскэ, стратег Сингэна, около 68 лет. Любит договариваться и строить хитрые планы. Использует свою любовь на благо клана Такэда. Косака Масанобу (Дандзё), вассал Сингэна, начальник крепости Кайдзу, 34 года. Всё свободное от работы время собирает информацию о Сингэне и размещает её в интернете. Любит лайки. Хара Тораёси, вассал Сингэна, возраст неизвестен. Любит славу и дорогие вещи, которые ему не положены по статусу. Ходзё Цукигэ, верховое животное Кэнсина, лошадь изабелловой масти в самом расцвете лет. Почему-то не любит Сингэна. Может, потому, что любит Кэнсина, а может, оттого, что любит кусаться, а ей не дают.
Место и время действия: Япония, провинция Синано, 1561 год от Рождества Христова, 4-я битва при Каванакадзиме.
Ранним утром 1-го дня 8-й луны 4-го года Эйроку (1) правитель Каи великий полководец Такэда Сингэн сидел на своём командном пункте, расположенном близ реки Тикумагава, что в провинции Синано. Сидел со своими генералами на складном походном стуле за красными полевыми шторами, украшенными чёрными ромбами клана Такэда. Сидел враскорячку отчасти потому, что осознавал важность предстоящего сражения, а отчасти оттого, что сесть как-то по-другому доспехи мешали. читать дальшеСидел, сжимая в руках командирский веер гумбай-утива, и думал о том, что сегодня, этим туманным утром его армия непременно разобьёт войско его главного врага, Уэсуги Кэнсина. Тогда Этиго, провинция Кэнсина, неизбежно падёт и победоносная армия Каи наконец-то выйдет к желанному морю. Уже три раза войска Такэда и Уэсуги сходились на этой равнине между двух рек, прозванной Полем Хатимана. Четвёртый будет последним. И про него непременно напишут во всех учебниках по истории и стратегии. Недаром слова «четыре», «история», «воин» и «смерть» звучат одинаково – «си». План старого стратега Ямамото Канскэ был безупречен. Назывался он Кицуцуки - Дятел. Когда дятел стучит по коре дерева, насекомые в страхе выползают прочь. Тут-то дятел их и хватает. Насекомым станет 13-ти тысячная армия Уэсуги уже месяц стоявшая на горе Сайдзё и угрожавшая Кайдзу, одному из замков Сингэна. А пугать и выгонять её с горы должен будет Косака Масанобу, начальник крепости Кайдзу, которому для этой цели Такэда выделил 8 тысяч человек, половину своего войска. Едва настала полночь, Косака отправился на гору пугать Кэнсина. А сам Сингэн, переправившись через реку Тикумагава, развернул оставшиеся 8 тысяч войска на поле Хатимана, чтобы встретить бегущего врага и уничтожить. И вот теперь великий полководец сидел на стуле, зевал и ждал утра. Утра своего триумфа.
* * * Сидеть было неудобно. Тяжёлый шлем, украшенный могучими рогами неизвестного зверя давил на голову, а белая львиная грива, которая его покрывала, вызывала испарину даже в это нежаркое утро. Доспехи харамаки (2) были громоздкими и жёсткими. Такэда Сингэн был бы рад сменить это старьё на что-нибудь более лёгкое и современное, но престиж потомка древнего рода, восходящего к Каи Гэндзи (3), а от них – к самим японским императорам, был превыше всего. Доспехи великого полководца должны быть такими же древними и славными, как и его род. И Сингэну ничего не оставалось, как облачиться во всю эту роскошную рухлядь и с нетерпением ожидать начала боя. Ведь за началом последует неизбежный конец и наступит то блаженное время, когда почтенный допотопный доспех можно будет снять. В боку кольнуло и зачесалось. Одна из вездесущих кусачих тварей ухитрилась пробраться сквозь плотный шёлк двух косодэ, проникнуть под дзюбан и укусила его зло и больно. «Ну вот, началось, - с тоской подумал Сингэн. – Вчера ведь приказал порошком от блох доспех обработать! Неужто не сделали?» Будь он каким-нибудь асигару (4), он бы сейчас с удовольствием почесался. Но он был великим полководцем и главой клана. Поэтому он величественно сидел на стуле и хранил спокойствие. «Завтра, нет, сегодня же вечером, - думал он, - спрошу у Канскэ дихлофосу. Он запасливый, у него непременно найдётся. И сам, лично, каждую верёвочку…»
* * * Светало. За завесой плотного тумана наконец-то послышался шум отдалённой битвы. Это армия Этиго в беспорядке отступала с горы прямо на мечи, копья и аркебузы самураев Сингэна. Такэда представил себе эту отрадную картину, забыл про все свои несчастья и довольно улыбнулся. - Господин… - прервал его блаженство Ямамото Канскэ. – Вам не кажется, что битва идёт где-то не там? Сингэн прислушался. Похоже, старик был прав. Крики, лязг и выстрелы слышались не слева, от Тикумагавы, а где-то впереди и справа. Такэда порылся в доспехах и достал мобильник. - Алё, Косака слушает… - Дандзё, ты где?! - Да тут вот. На лошади еду… - Где едешь? - Да по горе… - А точнее? - Точнее сказать не могу. Туман. - А Кэнсин где? - Да кто его знает! Третий час его ищу! - Ясно… - сказал Сингэн. Хотя ясно ему ничего не было. Нобусигэ что ли позвонить? Нобусигэ, младший брат Сингэна, стоял со своим отрядом в центре поля, как раз там, откуда доносился подозрительный шум. Такэда набрал номер. Но Нобусигэ не отвечал. Мородзуми и Найто, стоявшие во главе передовых полков на правом фланге тоже не брали трубок. Такэда нахмурился. «Только не говорите мне, что там нет связи, - подумал он. – Не прошло и недели, как я Санаду с людьми из Мукадэ-сю на разведку отправлял – связь проверять. (5) Они же всё поле вдоль и поперёк излазили, везде ловило! Может, Уэсуги вышки спилили? Хотя, зачем им их пилить? Они ведь тоже мобильниками пользуются!» Что бы ни случилось, связи не было. Придётся, видно, как раньше, специалистами из Мукадэ-сю рисковать, простыми связными их посылать. - Господин… - глядя на встревоженного полководца, подал голос старый стратег. – Позвольте этому Канскэ поехать и разобраться, в чём дело… Сингэн кивнул. Генерал Ямамото влез на коня, знаком приказал стоявшему неподалёку отряду следовать за ним и скрылся в тумане.
* * * В тревожном неведении пошёл ещё час. Туман потихоньку таял. Таяла и свита Сингэна. Из ушедших никто не возвращался. Звонков тоже не было. Шум битвы стал ближе, отчётливей, но здесь, за шторами, по-прежнему было тихо. Внезапно мобильник Сингэна разразился горестными тактами увертюры к «Лебединому озеру». - Канскэ! Ты? – не без дрожи в голосе спросил Такэда. - Господин! Кэнсин разгадал наш план! Он здесь и я не могу ничего придумать!!! Я так виноват, так виноват…– голос старого стратега был полон отчаяния. Затем послышался стук, какой-то треск и связь прервалась. Сингэн убрал мобильник и вздохнул. Подумать только, ещё час назад ему казалось, что он предусмотрел всё. Оказалось, не всё. Собственная героическая гибель в планах сегодняшнего дня как-то не предусматривалась. Такэда снова вздохнул и огляделся. Вокруг него никого не было. Здесь, за шторами, он был совершенно один. В широком проёме между полотнищами, там, где был вход, мелькали флажки немногочисленного отряда охраны и десятка оставшихся связных из Мукадэ-сю. Сейчас, пожалуй, самое время было подумать о том, какие картины осени лучше всего украсят прощальное стихотворение великого полководца. Впрочем, нет. Сначала нужно было сделать ещё кое-что. Сингэн достал мобильник и набрал номер. - Алё, Косака слушает… - Дандзё, ты Кэнсина видел? - Я в этом тумане самого себя не вижу!!! - Вот… дятел!(6) – ругнулся Сингэн. – Лагерь-то хоть отыскали? - Да, Санада нашёл. Палатки стоят. Флаги торчат. Костры и факелы тлеют. Кэнсина нету… - Езжай сюда! И немедленно!!! - Куда сюда? Туман же! Не видно ничего! - А уши у тебя на что? Ты что шума битвы не слышишь? На него и поезжай! - Понял, еду… Такэда убрал мобильник. Теперь оставалось только ждать, кто до него доберётся первым, Косака или Кэнсин. И думать о картинах осени. Что там? Клёны краснеют, гуси улетают, мискант под ветром колышется… Нет, не то. Всё не то…
* * * Туман рассеялся, и появилось солнце. Дрались уже довольно близко, в двух - трёх тё (7) от командного пункта. В проёме входа Сингэн отчётливо видел чёрные иероглифы «Би» на белых и летящих воробьёв на синих флажках вражеских асигару. А прямо на него во главе конного отряда стремительно нёсся синий штандарт с красным солнцем. «Вот и всё, - подумал он. Косака уже не успеет. Надо бы обзвонить всех, чтобы перестроились и спасались, кто может. А затем – самому на коня и…»
* * * Копыта захлопали совсем рядом и под возмущённые вопли охраны «Эй, эй, сюда нельзя!!!» за шторы с оглушительным режущим уши верещанием, по тону приближающимся к ультразвуку, влетел некто на лошади и с налёту рубанул великого полководца мечом. Удар был скользящим и Такэда не пострадал, но незнакомец развернул лошадь у штор и и пошёл на второй заход. И-и-и-и! Дзынь! – Сингэн успел подставить веер. Разворот. И-и-и-и!!! - наезд. Бац! Бац! Доспехи. «Я ёщё жив?» Разворот. И-и-и! Дзынь! Дзынь! Бац-бац-бац!!! «Куда он бьёт? Его что, не учили, что не по доспехам надо, а между?» Разворот. На всаднике были воронёные доспехи намбан гусоку (8) Поверх железа – дзимбаори (9) из узорчатого шёлка цвета салатного листа. Голову покрывал белый монашеский платок – дзукин, один из уголков которого закрывал лицо. Лошадь под незнакомцем была великолепна. Шкура её блестела под солнцем. А цвет этой шкуры… Впрочем, про цвет Такэде подумать не дали. Всадник опять налетел и от души шлёпнул великого полководца по древним доспехам. Мечом. Плашмя. Нет, похоже, убивать Сингэна не собирались. По крайней мере, сейчас. Да, ему не давали встать и вынуть меч из ножен, но он до сих пор был цел. Несколько синяков и шишек в счёт не шли. (10) Что тогда надо этому типу? Зачем он здесь? - Слушай, кончай мельтешить, - раздражённо сказал великий полководец после очередного разворота. – Голова уже кружится от тебя с твоей лошадью. И… меч пожалей. Сломаешь ведь, а вещь недешёвая. Может, спокойно поговорим, а? Незнакомец хмыкнул в свой платок, но лошадь остановил. Немного поодаль от Такэды, ровно настолько, чтобы Сингэн мог, не задирая головы, говорить с ним. И медленно убрал меч в ножны. - И… это… Если нетрудно… - уже просительно добавил великий полководец, - Тряпку с лица убери! А то как-то неудобно разговаривать. Я ведь перед тобой без маски сижу! Всадник неспешно открыл лицо. Физиономия у него была молодая и румяная. Не лишённая приятности. Можно даже сказать, красивая. И ужасно довольная. - Ты кто такой? – не слишком дружелюбно спросил Сингэн. - Ну вот, - обиженно сказал незнакомец. - То он по всем телефонам звонит, где Кэнсин спрашивает, а когда я лично ему являюсь, не только не радуется, но ещё и кто такой спрашивает. Голос его, в отличие от киая, слуха не резал. Он был мягок и мелодичен. И, как ни странно, тоже приятен. Но именно это и озадачивало. Если честно, то Сингэн ожидал, что предводитель врагов, чьи войска сейчас так жестоко громили его армию, будет и выглядеть, и звучать гораздо брутальней. А этот… Если бы Такэда встретил его где-нибудь на поле боя, наверняка принял бы за девицу в доспехах, вроде тех онна-бугэйся, что водились у него самого. - Уэсуги? Кэнсин?! – удивлённо ахнул он. - Ну да… - Это который вначале Нагао Кагэторой был? - Ну да… - И который воплощение Бисямонтэна, Бог войны и Тигр Этиго? - Ну да. Хотя чаще меня зовут Драконом Этиго. Потому что ты – тигр Каи. - А совсем недавно тебя называли Масаторой. А потом – Тэруторой… - Ну да! Да!!! - А в детстве… - В детстве меня звали Торатиё. Это всё, что ты хотел знать? Или, может, ещё и посмертное имя спросишь? - А что, - заинтересовался Сингэн, - ты уже и посмертное знаешь? Но ты же ещё не… - Ну, разумеется, не знаю. Потому что, как ты верно заметил, я ещё не. Впрочем, племянники что-то такое в Википедии находили. – Собеседник Такэды нахмурил лоб, вспоминая. – Что-то такое красивое, со странствиями связанное. А, вот! Вспомнил! Преподобный Рурони Кэнсин!!! (11) Сингэну почему-то стало обидно за собеседника. «Для князя могли бы что-нибудь подлиннее и поинтереснее придумать. Неужели бонзе мало денег дали?» - подумал он (12). Но вслух ничего не сказал. - Ну что, вопрос исчерпан? – спросил незнакомец. – Или документы какие требовать будешь? - Не буду, - примирительно сказал великий полководец. – Я догадывался, кто ты такой. Это я на всякий случай спрашивал. Вдруг ты – это не ты, а двойник какой-нибудь. Кагэмуся. - И правда, - Кэнсин смущённо почесал в затылке. – У меня двойников этих столько, что я сам порой не понимаю, я это, или не я. Впрочем, это неважно. Я, вот, тебя не спрашиваю, кто ТЫ такой. - А кто я такой? – с некоторой надеждой спросил Сингэн. Вот ты не спросил, а вдруг я совсем не тот, кто тебе нужен? - А чего спрашивать? И так видно, что тот. Сидишь в ставке на командирском месте. Вокруг флажки с ромбиками понатыканы. Шторки красные. Фурин Кадзан (13) торчит. Шлем волосатый с рогами, усики чёрные, доспехи антикварные, жилетка шёлковая красная, ботинки медвежьи меховые. Во всех учебниках такая картинка есть! И подпись к ней «Великий полководец Такэда Сингэн». - Неужели так и пишут, «великий»? – заинтересовался Такэда. - Не везде, - честно ответил Дракон Этиго. – Иногда пишут «выдающийся». Сингэн блаженно зажмурился, но быстро спохватился. Время пожинать лавры ещё не пришло. Скорее даже наоборот. - Слушай, Кэнсин, - опасливо спросил он. – А что ты со мной делать собираешься? - Как что? – удивился Бог Войны. – Что делают с выдающимися полководцами, если они не сдаются в почётный плен? Ты ведь не сдашься? - И не подумаю! – гордо ответил Такэда. - Так вот. Выдающимся полководцам, которые не сдаются, отрезают голову. А потом почести ей всякие оказывают. - И только? – почему-то обиделся Сингэн. - Ну, иногда им предоставляют право почётного сэппуку. Но голову потом всё равно отрезают. Почести-то надо оказать! - Надо… - грустно согласился великий полководец и разочарованно вздохнул. Если честно, от князя Этиго он ожидал чего-то большего. - Не понимаю я тебя, Кэнсин. – сказал он. – Вот ты – князь. Если уж тебе так нужна была моя голова, отправил бы кого-нибудь. Самому - то зачем рисковать? Полководец, он на стуле сидеть должен, боем руководить, а не за головами охотиться. - Да вот… - почему-то смутился Дракон Этиго. – Сидел-сидел я на стуле, и захотелось мне посмотреть на великого Такэду Сингэна, о котором в учебниках пишут. Своими глазами. Пока он ещё жив. Сингэн поправил доспехи и слегка приосанился. - Ну, и как я тебе? – с некоторым волнением спросил он. Кэнсин тронул лошадь и неторопливо объехал вокруг великого полководца, внимательно разглядывая его со всех сторон с таким вниманием, что Сингэн невольно поёжился. Многозначительно помолчал, размышляя и, наконец, изрёк: - Что ты за человек, я ещё не совсем понял. Надо будет ещё в интернете посидеть, почитать про тебя побольше. Но для трофея ты вполне сгодишься. – С этими словами он как бы невзначай коснулся ножен меча, погладил их и загадочно улыбнулся. «Не понял он, - обиженно подумал Такэда. – И, похоже, понимать не хочет. Я для него – всего лишь трофей. И убьёт ведь, гад. Как монстра в бродилке - стрелялке замочит. А потом будет сидеть в своём интернете, читать мою биографию и жалеть, что не поговорил, пока я, такой замечательный, такой великий, такой живой вот здесь, перед ним, на стуле сидел. Сидел-сидел - и сгинул. Как роса на солнце». На глаза великого полководца невольно навернулись слёзы. Следовало бы красиво промокнуть их рукавом, но рукава были надёжно упрятаны в жёсткие наручи – котэ, а носовые платки были где-то далеко. Поэтому Сингэн по-простому вытер глаза перчаткой. - Ну что, вороженько (14), страшно помирать-то? – сочувственно спросил Кэнсин. Такэда вздохнул. Если честно, ему было немного жаль себя. И голову жалко. Хорошая была голова. А ещё…
* * *
- Дзисэй (15) я не написал, - сказал он. – Жалко будет уйти и ничего на прощание не оставить. - Как это так, не написал? – удивился Дракон Этиго. Людей своих учил, что всё заранее предусматривать надо, а сам… - Предусмотришь тут… - проворчал Сингэн. - Можно подумать, что вражеские главнокомандующие каждый день разгадывают наши с Канскэ гениальные планы и лично приезжают за моей головой. Кэнсин хмыкнул. - И, кстати, откуда тебе знать, чему я своих людей учу? - Да некий Косака Масанобу записывает все твои высказывания и выкладывает их в интернет под рубрикой «Мудрость господина». - А больше он ничего не выкладывает? – насторожился Сингэн. - Разумеется, выкладывает, - улыбнулся Бог Войны. – Он каждый твой шаг любовно документирует. Записи, фотографии, видео… Сингэн почувствовал, что краснеет. - Нет, не думай, - успокоил его Кэнсин. – В открытом доступе всё в высшей степени благопристойно. «Сингэн думает о судьбах Каи», «Сингэн посещает родовой храм», «Сингэн закладывает первый камень в строительство новой крепости», «Сингэн наблюдает за обучением стрелков», «Сингэн на военном совете», «Сингэн в кругу семьи», «Сингэн и дети», «Сингэн и…»… - А в закрытом? – не выдержал Такэда. Дракон Этиго пожал плечами и снова загадочно улыбнулся. - Между прочим, - сказал он, – из этих записей я узнал, что не далее как месяц назад ты размышлял, не стоит ли тебе помириться со мной и оставить в покое Этиго. И приводил довольно весомые аргументы. Знаешь, сколько лайков собрала эта запись? - Не знаю, - мрачно ответил Сингэн, - и знать не хочу. Значит, это Косака про план настучал? Вот дятел! А я то… - Косака, - жёстко перебил его Кэнсин, - прекрасно знает, о чём можно писать, а о чём – нет. Я, между прочим, и читать-то его начал, лишь бы твои планы узнать, но потом увлёкся, уж больно пишет хорошо. Так вот, за все эти годы он не выдал ни одного военного секрета. Сегодня он всё утро проблуждал в тумане из-за того, что ты не потрудился снабдить его навигатором. А сейчас он вышел к реке и дерётся на переправе с моими людьми. Я слышу его переговоры. – Он оттянул край белого платка у скулы и Сингэн не без зависти увидел воронёный, в тон доспехам, наушник шлемофона. - Значит, это телефонная компания, - процедил сквозь зубы великий полководец. - Отчасти. Ты бы ещё по мегафону военные переговоры вёл! Существуют же специальные линии! - Ага! Как же! Существуют они! Как только я объявляю мобилизацию, телефонная компания Каи немедленно повышает цены на спецсвязь! - Ну, так издай указ о твёрдых ценах, конфискуй оборудование в пользу княжества… - Тогда во всех газетах будут писать, что я – тиран, узурпатор и что при моём папе было лучше. - Не хочешь быть тираном – создай им здоровую конкуренцию. Можешь, например, пустить к себе телефонную компанию Этиго. У них и цены ниже, и услуги качественнее. - А они на тебя работать не будут? - Они уже работают, они же патриоты. - Значит, ты, как и раньше, будешь в курсе всех наших переговоров, - подвёл итог Сингэн. И тут его осенило. – Стоп! Но ведь военный-то совет мы проводили не по телефону! Как ты узнал? - Я и не узнавал особо, – скромно ответил Кэнсин. - Просто зашёл в Интернет поглядеть на прогноз погоды. Вот, смотри. Он достал мобильник, немного повозил по нему пальцем и, вытянув руку, развернул его экраном к Такэде. Некоторое время экран был пуст. Затем на нём появилась карта провинции Синано и симпатичная пышногрудая блондинка в чёрном шёлковом офурисодэ (16), затканном золотыми хризантемами и алыми листьями клёна. Она энергично махала руками и вещала: - …Завтра утром в месте слияния рек Сайгава и Тикумагава, обычно именуемом Каванакадзима, ожидается сильный туман. В связи с этим велика вероятность того, что доблестная армия Каи этой ночью наконец-то начнёт боевые действия… - Ненавижу блондинок! – гневно воскликнул Сингэн. – Завтра же потребую, чтобы её уволили! - Хотел бы я посмотреть, как ты будешь что-то требовать, не имея на плечах головы, - задумчиво сказал Кэнсин. – Да и зачем её увольнять? Она всего лишь высказала предположение. Впрочем, если тебе это так важно, она уже уволена. По моей просьбе. Женщина с такой… С таким аналитическим умом не должна прозябать в провинции. Сейчас она у меня в разведке работает… - Быстро, - недовольно проворчал Сингэн. – Значит, ты вот так запросто поверил её чутью и сразу двинул войска? - Не сразу. Вначале заглянул на форум, где твои с моими обычно ругаются. Там у твоих в каждом втором посте было «Ну, погодите! Завтра мы вам покажем!!!» - Предатели… - устало сказал Такэда. - Может быть, - согласился Дракон Этиго. – Но командиры-то у них на что? Ты что, не мог проконтролировать, чем они там, в интернете перед решающей битвой занимаются? У тебя что, компьютера нет? Или интернета? - Есть, - вздохнул Сингэн и опустил глаза. – Пятый «Сёгун - вор» недавно вышел. Крутая игра, говорили. Надо же было проверить! Вчера вот скачал. Увлёкся. Сегодня утром еле встал… - За кого играл, если не секрет? – поинтересовался Бог Войны. - За клан Такэда, разумеется. Я, между прочим, тебя вчера пятнадцать раз побил, не без гордости ответил Сингэн. - Вот Оду ещё два или три раза побью – и Япония моя! - Поздравляю, - ехидно сказал Кэнсин. – Ты великий воин. И, наверное, поэтому сидишь сейчас передо мной, зеваешь, ждёшь смерти и думаешь, будет ли у тебя время, чтобы написать дзисэй. Сингэн вернулся к действительности. - Ты… Ты… позволишь мне? – спросил он поникшим голосом. - Позволю. Пиши. Надеюсь, почерк у тебя хороший… - милостиво ответил Дракон Этиго. - Подчинённые не жалуются, - буркнул Сингэн и достал походную тушечницу, кисть и бумагу.
* * * Солнце поднималось всё выше. По ясному голубому небу неспешно плыли облака. За шторами вовсю хлопали копыта, лязгали доспехи, звенели мечи, грохотали выстрелы, раздавалось конское ржание, крики команд, победоносные вопли и жалобные стоны. По красным шторам метались беспокойные тени. Такэда Сингэн сидел на стуле и пытался сосредоточиться на своём прощальном стихотворении. Но творить среди этой какофонии было решительно невозможно. Дракон Этиго, похоже, понял его мучения, отъехал к проёму между шторами, вытянул из-под своего платка какой-то стерженёк, очевидно бывший микрофоном, и сказал кому-то: - Садамицу! (17) Не могли бы вы драться немного подальше и потише? Сингэн стих сочиняет. Да, спасибо. И сороконожек отсюда гоните! Да, вон тех, с козявками на флажках! Нечего им тут доспехами брякать! Гонцы, говорят? С сообщениями? На кой чёрт они нужны в эпоху мобильной связи? Да, в шею гоните! Нечего господина попусту тревожить!
* * * Побоище откатилось от штор. Сингэн поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и снова принялся за своё мучительное занятие. Что там у нас осенью? Листья опадают? «Как лист увядший падает на душу…» Куда-куда падает? Нет, к чёрту эти картины природы! Может, лучше к близким обратиться? «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Гм… Друг. А это я кому? Косаке что ли? Или Канскэ? Или это вовсе не я? Нет, близким, наверное, тоже лучше не писать. Тогда, может, о возвышенном? «Пусть тело моё умрёт на равнинах Мусаси…» (18) Да что же это такое! Какие-такие равнины Мусаси? Не в Канто же меня убить собираются! Вроде бы… Дзисэй решительно не желал сочиняться. Подходящих тем и правильных слов, чтобы описать собственную трагическую гибель, у великого полководца почему-то не находилось.
* * * Кто-то фыркнул над правым ухом Сингэна. Такэда осторожно скосил глаза. Позади топталась лошадь Кэнсина и, кажется, примеривалась тяпнуть его за то единственное незащищённое доспехами место, которым великий полководец сидел на стуле. Хозяину её, похоже, не было никакого дела до недостойного поведения животного. Он сидел, отпустив поводья, сцепив пальцы и, полуприкрыв глаза, самозабвенно бормотал вполголоса: - Ом бисямонтэн совака, ом бисямонтэн совака, ом бэйсираманая совака… Такэда неодобрительно посмотрел на наглую лошадь цвета бледной сакуры и украдкой показал ей кулак. Нежно-розовая лошадь взглянла на него большими голубыми глазами и коварно улыбнулась. Похоже, Сингэна она тоже не одобряла. В этот момент она ужасно напоминала старика Канскэ, придумывавшего очередную стратегию. Великий полководец содрогнулся: зубы у лошади были здоровые и крепкие. - Цуки… - укоризненно сказал Кэнсин и открыл один глаз. – Не обижай Сингэна. Ну как тебе не совестно, ты мешаешь ему думать о прекрасном... Бледная лошадь что-то обиженно фыркнула в ответ. Очевидно, что с Кэнсином она была несогласна. - Да, кстати, о прекрасном, - решительно сказал Кэнсин и открыл второй глаз. – Может, выпьем за встречу? На свет появилась небольшая изящная фляжка из нержавейки, украшенная резными цветочками. – Ты как, Сингэн? - Я с врагами не пью, - мрачно изрёк Такэда. - А с соседями? – поинтересовался Дракон Этиго, немного подумав, - Кофу всего в двух шагах! (19) – Сингэн сделал вид, что не слышит. - Ну… или… Для вдохновения! – продолжал соблазнять Бог Войны. – Чтобы стих лучше писался! Если ты из горла брезгуешь, я тебе в крышечку налью… Такэда молчал, жевал кончик кисти и делал вид, что усиленно думает. Выпить хотелось ужасно, но не с этим же! Не то, чтобы Кэнсин был очень ему противен, скорее даже наоборот, Сингэн совершенно ничего не имел против того, чтобы с ним выпить, но что скажут враги и подчинённые, если узнают, что во время решающего боя глава клана распивал сакэ с предводителем противника? Поэтому могучим усилием воли он смирил желание и назидательно сказал: - Чрезмерное употребление спиртных напитков независимо от цели их употребления может привести к раку желудка. Не хотелось бы… - Я вовсе не собирался доводить тебя до рака желудка, - грустно сказал Кэнсин. – Впрочем, не хочешь - не пей. А я, пожалуй, приму. Весь месяц берёг. Думал, встречу Сингэна и мы вместе отметим. Теперь вот одному пить придётся. А завтра весь интернет будет говорить, что Уэсуги Кэнсин – алкоголик и жадина. Глотка сакэ для обречённого на смерть соседа пожалел. - И сильно пострадает твоя репутация? – оживился Такэда. - Ох, сильно! Сильнее не бывает! – простонал Дракон Этиго и изящно прикрыл лицо рукой. - Нет, это никуда не годится, - решительно сказал Сингэн. – Репутацию надо немедленно спасать. А то послезавтра и Ходзё, и Имагава, и Ода (20), и весь интернет скажет, что Такэда дерётся с недостойным противником, жадиной и алкоголиком. – Он порылся в доспехах и извлёк громадную железную походную кружку, покрытую красной эмалью и украшенную гербом клана. Протянул её Кэнсину. - Лей… На лице Бога Войны промелькнуло нечто, похожее на горькое сожаление, но он бестрепетно вылил почти всю свою фляжку в кружку Такэды. Жидкость была белая и мутная, похожая на разбавленное молоко. В ней плавали рисинки. Сингэн хлебнул. Потом ещё. Поморщился. - Это что у тебя? Амадзакэ? (21) Это же пойло для женщин и детей! - Неудобно как-то в походе напиваться, - покраснел Кэнсин (22). – Но ты пей, пей. Спирта там, конечно, маловато, зато сахар имеется, он думать помогает. Ты ведь не просто стишок пишешь – дзисэй сочиняешь! - Верно… - согласился Сингэн, допивая остатки жидкости. А потом вздохнул и подумал, что может, когда-нибудь им снова стоит встретиться здесь, на земле Синано. Тогда он угостит Кэнсина настоящим крепким мужским напитком. Снова? Сингэн усмехнулся. « А оно будет, это снова? – подумал он. – Вот сейчас напишу дзисэй и…»
* * * Сейчас. Напишу. Легко сказать! Знал бы кто, каких усилий стоит написать шедевр в таких ужасных условиях! Смерть от руки врага на поле боя, это вам не сэппуку по приговору, когда вам все условия в номер. Ну, то есть в камеру. Или куда там ещё. Когда тишина, покой уют. Когда никто не орёт, ничем не брякает, рядом не топчется, зубами не щёлкает и не бормочет над ухом своё бесконечное «Ом, Бисямон…», от которого… - А-у-у-у-у! – широко зевнув, Сингэн едва успел прикрыть рот. Скосил глаза на переминавшуюся рядом лошадь, на неподвижно как изваяние восседавшего на ней Кэнсина. Хвала богам, кажется, не заметил. Закрыл глаза и бормочет, бормочет свои мантры. А, может, он только вид делает, что ничего не замечает, а на самом деле… Впрочем, неважно. «Спасибо ему, - думал Сингэн. Другой бы давно уже без всяких церемоний снес бы мне голову. А этот… Глава клана Такэда, злейший враг, у него в руках, а он медлит! Даёт ему, то есть мне, возможность умереть красиво!» Нет, надо, надо сосредоточиться и написать хороший дзисэй. Тогда Кэнсин поймёт, что он не зря ждал. Если стих будет не так хорош, он может подумать, что Сингэн настолько струсил, что даже не был в силах соображать. Этого нельзя допустить! Но о чём, о чём же писать?! Луна, мискант, клёны, гуси…
* * * - Румяна и белила, – раздался голос сверху. - Что? - Сингэн вздрогнул от неожиданности. - Насколько я понял, тебя волновала тема твоего дзисэя, - невозмутимо продолжал Кэнсин. – Я вопросил, и мне открылось, что будет в нем про румяна и белила. - Открылось ему, - не без доли зависти проворчал Сингэн. – Я тут творю, мучаюсь, а ему - раз! – и открылось! Если уж тебе так легко всё открывается, вопросил бы где-нибудь в более безопасном месте. Может быть, тебе бы и весь дзисэй открылся. - Если постараться, может быть, и открылся бы, - погрустнел Дракон Этиго. – Или бы в интернете нашёлся. Там много чего хорошего лежит. Но мне бы хотелось, чтобы лично. От автора. Можно даже без всяких посвящений, это не главное. А то воюем-воюем, а у меня ещё ни одного твоего стихотворения нет. Ни в оригинале, ни в списке. Ради этого и подождать можно. Ты за меня не беспокойся, пиши. Твой Косака ещё на переправе дерётся. «Ну, Косака, ну, дятел! Дерётся он! – раздражённо подумал Такэда. – тут с господина голову снимают, да ещё и дзисэй с дарственной в придачу требуют, а он медлит!» - А вслух спросил: - Значит, про белила и румяна? - Ну да,- подтвердил Кэнсин. - Румяна и белила, - задумчиво повторил Такэда. – Гм… А ты уверен, что тебе правильно всё открылось? Это, конечно, интересно, свежо, но… как-то негероично. Ну зачем мне, великому полководцу, гибнущему от руки врага, писать дзисэй о какой-то косметике? - Откуда мне знать? Это же твой дзисэй! - Вот именно! Мой! А я не придворный какой-нибудь изнеженный, и не женщина, чтоб о румянах и белилах перед смертью думать! Вот скажи мне, Кэнсин, похож я на женщину или нет? - Да я как-то не думал об этом… - озадаченно отвечал Дракон Этиго. - А ты подумай, подумай! – настоятельно потребовал Сингэн. Бог Войны заново принялся разглядывать великого полководца. - На первый взгляд, вроде бы не очень… - после пары минут мучительных размышлений не совсем уверенно сказал он. - А на второй? - встревожился Такэда. У тебя что, есть какие-то сомнения? - Пока вроде бы нет… - честно ответил Кэнсин. На тебе слишком много всего надето, чтобы сказать более определённо, но в целом, выглядишь ты скорее как мужчина. И ведёшь себя соответственно. По крайней мере, сейчас. Но я – всего лишь твой враг. К тому же вижу тебя впервые. Поэтому многое от меня ещё сокрыто. И кто знает, кто ты на самом деле… - Сокрыто от него, - обиделся великий полководец. – Ты что, издеваешься, да? Я – князь, между прочим. И надето на меня всё, что положено по статусу. Или ты хочешь, чтобы я, как простой асигару открыл твоему взору… - Пожалуй, не стоит, - рассудил Дракон Этиго, немного смутившись. Княжеское достоинство нужно беречь. В конце концов, какая разница? Мужчина, женщина – это всего лишь иллюзия. Временная оболочка. - Как это какая? – возмутился Сингэн. – Очень даже большая. Ты меня извини, но если бы, к примеру, ты оказался бы не тем, кем тебя считать принято, я бы не с войском сюда пришёл, а послал бы к тебе одного Канскэ. С подарками и предложением. - Пример был неудачным хотя бы потому, - печально улыбнулся Кэнсин, - что Канскэ, в отличие от тебя, не любил воевать, он предпочитал договариваться. Поэтому для него разницы тоже бы не было. Если бы ты его послал, он попытался бы уговорить меня независимо от того, кем меня считать принято, и кем я на самом деле являюсь... Мне очень жаль, но больше ты никуда уже не сможешь его послать. - Пожалуй, пример неудачный, - согласился Такэда. - Без головы я не только послать кого-то, я вообще ничего не смогу. Что ж, поговорим тогда о голове. Будь ты не тем, кем тебя считать принято, меня ждала бы печальная судьба Утиды Иэёси. (23) - Знаешь, Сингэн, - улыбка Дракона Этиго стала загадочной и насмешливой одновременно, - а ведь если бы у Иэёси была возможность написать дзисэй, он бы тоже, наверное, мог бы написать о румянах и белилах… - О, нет, только не это… - простонал Сингэн, в ужасе и, словно бы впервые глядя на него. Тонкие черты лица. Узкий миндалевидный разрез раскосых глаз. Маленький алый рот. Нежная, слишком нежная с лёгким румянцем кожа. Хрупкая изящная фигура, которой не могут скрыть даже стальные доспехи и мешковатая накидка - дзимбаори. Грация, которой позавидует любая кошка… Сингэн уронил на землю веер, обхватил руками голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, глухо взвыл. - Румяна и белила! – в отчаянии причитал великий полководец, скорчившись на своём стуле. – Боги! За что? За что такой позор! Погибнуть от руки женщины! О-о-о… Уэсуги Кэнсин, неподвижный и прекрасный, как статуя богини Каннон (24), с печальной улыбкой сострадания взирал на него со спины своей розовой лошади.
* * * - Прости, Сингэн, - сказал Бог Войны, - когда великий полководец немного опомнился и перестал завывать. – Это было довольно жестоко. Но ведь ты сам первый начал. Я, конечно, видел, что тебя всё ещё волнует то, что вовсе не является ни тобой, ни мной. Но я не догадывался, что всё это волнует тебя настолько (25). - Это ты меня прости, Кэнсин. Мир, конечно, иллюзия, да и мы с тобой тоже, но мне бы очень хотелось, чтобы голова моя всё же досталась мужчине. - Она достанется, - обещал Дракон Этиго. – И для этого мне не нужно будет никого звать. - Значит ты не… - Сингэн не верил своему счастью. - Не, - милосердно подтвердил Кэнсин. – Хоть и не очень похож. - А я-то уж было, подумал, - с облегчением вздохнул великий полководец. - Ты уж извини. - Чего извиняться – то? Я ведь сказал, что для меня это не так уж важно. Если бы компьютер у тебя был не только для игр, ты бы знал, что о том, кто же я на самом деле, усердно думает, по меньшей мере, половина интернета. - В конце концов, - попытался утешить его Такэда, - может быть это не так уж и плохо, когда пишут, что ты хорош, как женщина? Ведь… извини, но это правда! - Красота – тлен, - с горечью изрёк Дракон Этиго. Сегодня есть, завтра – нет. Но ладно бы только о ней писали! Думаешь очень приятно, когда какие-нибудь Ходзё или Ода всерьёз обсуждают в сети, удобно ли будет напасть на Кэнсина, когда у него критические дни или это или это опасно для жизни? Чтоб им всем в сортире сдохнуть! - Они не правы, - мягко упрекнул его Сингэн. Но сортир – это намного хуже, чем судьба Иэёси. Это так жестоко! И неэстетично… Врагу бы такого не пожелал! - Спасибо, - печально сказал Кэнсин. И, пристально глядя на великого полководца, добавил: - Знаешь, если тебя послушать, то самым красивым и правильным было бы умереть тихой лунной ночью у стен вражеской крепости под звуки флейты, на которой играет воин, который знает, что завтра крепость падёт, и он погибнет вместе с нею… - Правда, красиво, я бы от такого не отказался, - вздохнул Такэда, и ему почему-то стало не по себе. – Это ты сам придумал? - Нет, - не слишком охотно ответил Бог Войны. - Видение как-то было. Про какого-то старика-полководца. Или правителя. Кажется из Китая. Он жил в маленькой горной провинции и очень мечтал выйти к морю. Но знаешь, он не сразу умер. Там, у стен крепости, его не очень удачно подстрелили, и он ещё долго болел… Сердце Сингэна застучало часто-часто. - А он… Китаец этот… Он вышел к морю? - Не помню, - холодно ответил Дракон Этиго. - Кэ-э-энсин, - взмолился великий полководец. - Ты, конечно, воплощение и всё такое, но будь человеком хоть немножечко! Ты… Ты должен это помнить! Ведь это было важно для тебя! - Не переживай, он вышел, - усмехнулся Кэнсин. – Только не там, где вначале собирался. - А крепость? Она… твоя была? Или… - Или. – Оборвал его Бог Войны. – Не помню, чтобы у меня в Китае были крепости. - И, правда, - согласился Сингэн. Ни у одного японского князя их нет. – На душе у него почему-то стало легко и весело. * * * - А-а-а! - Красные шторы колыхнулись, и некий герой, исполненный желания совершить подвиг, ворвался на командный пункт. На этот раз, слава богам, это был кто-то из своих. Сингэн не понял, кто, так он был оборван и грязен, но почему-то обнаружил у него в руках своё любимое копьё, которое до этого мирно покоилось на особой стоечке неподалёку от штор. Теперь копьё это стремительно приближалось к пояснице снова было закрывшего глаза Дракона Этиго. И почти соприкоснулось с ней, но в этот миг лошадь Кэнсина взбрыкнула и ловко извернулась. Клацнули зубы, и на землю полетели обломки дерева, перламутра и бирюзы. (26) А злосчастный самурай, плюхнувшись на землю и подняв тучу пыли, прочертил брюхом по земле основательную борозду, уткнулся носом в меховой ботинок Сингэна и замер в неподвижности. - Спасибо, Цуки, – невозмутимо сказал Бог Войны, открыл глаза и погладил лошадь по шее. Лошадь взглянула голубыми глазами на распростёртого в пыли человека и презрительно фыркнула. - Ты что делаешь, негодяй?! – гневно обратился Сингэн к лежащему, вытирая запорошенное лицо перчаткой и брезгливо отряхиваясь. На зубах у него скрипело. Но тот лежал, молчал и только шумно сопел в его ботинок. - Всего лишь выполняет свой долг, - ответил за него Кэнсин. – Стремится защитить своего господина. Ну и в историю попасть, конечно. - Как твоё имя, воин? – обратился он уже к поверженному врагу. Тот, наконец, опомнился, резво подскочил и, энергично работая локтями и коленями, ретировался на положенное от господина расстояние, стараясь при этом оказаться подальше от копыт и зубов опасной бледной лошади. Распростёрся, теперь уже в поклоне, и прохрипел: - Хара… Тораёси… - Ну вот что, Хара Осуми но ками, - сказал Кэнсин. – Долг ты свой выполнил, место в истории занял. Я, думаю, Косака Масанобу позаботится о том, чтобы это было хорошее место. А теперь позволь мне ещё немного пообщаться с твоим господином. Если будет нужно, тебя позовут. Ты ведь не против, Сингэн? – обратился он уже к Такэде. Сингэн величественно кивнул и Хара исчез за шторами.
* * * Какое-то время они провели в молчании. Сингэн сидел на своём стуле и грыз кончик кисти, пытаясь найти нужные слова. В некотором отдалении от него неподвижно сидел в седле Кэнсин, полуприкрыв глаза и почти беззвучно бормоча свои мантры. - Как дела? – наконец спросил Дракон Этиго, взглянув на великого полководца. - Ты правильно меня цитировал, - решительно сказал ему великий полководец. – Всё надо предусматривать заранее. Даже собственную смерть. Не дело это, впопыхах подводить итоги жизни. Мне очень жаль, Кэнсин, но, видно, придётся тебе унести отсюда только мою голову. С этими словами он достал из ножен вакидзаси (27) и неспешно обернул его бумагой, на которой ещё совсем недавно собирался писать дзисэй. - Наму Амида буцу…(28) – басом пропел механический голос из ниоткуда, заставив его вздрогнуть. Кэнсин достал телефон, взглянул на экран и нахмурился. - Небось, настоятель Дзэнкодзи (29) звонит, что обед остывает? – попытался пошутить Такэда. - Амакадзу Оми но ками (30) на переправе разбили. И сейчас твой Косака у нас в тылу, – хмуро сказал Кэнсин. – Добрался-таки, дятел! Ну, прощай, Сингэн! – Он развернул лошадь и медленно направился к выходу. - Постой! – Великий полководец вскочил со стула. – А как же… голова? Дракон Этиго остановился. Снова развернул лошадь. Сурово и печально взглянул на него. - Хватит на сегодня голов, – сказал он твёрдо. - Но ведь… - Сингэн слегка опешил. А затем не очень уверенно предложил: - Ты бы мог развить успех. Обезглавить клан Такэда и вперёд – на Каи! У нас золото есть. Много. Я бы на твоём месте… - Мы с тобой уже лет восемь воюем, - ответил ему Бог Войны. – Неужели ты до сих пор не понял? Не нужна мне твоя Каи! Мне с Этиго и Канто хлопот хватает! Ещё бы не мешал никто! А золото твоё и так к нам неплохо идёт. Без всякой войны. Соли-то у тебя нет! И ещё много чего. - А я… разве не мешаю? – озадаченно спросил великий полководец. Дракон Этиго задумчиво посмотрел на него и грустно сказал: - Хороший ты мужик, Такэда Сингэн. Правильный. И сосед довольно сносный. Только очень уж воевать любишь. Иногда, правда, ты всерьёз задумываешься, не заключить ли со мной мир. И, наверное, хорошо, что задумываешься. Убью тебя – и с кем останусь? С Нобунагой? Так он же не в чистом поле и не за столом переговоров, он же всё больше из-за угла воевать норовит! Так что живи! А умирать соберёшься, помни – ты мне дзисэй должен! Пришлёшь по почте. Я тебе тут мыло оставил. – С этими словами он махнул рукой куда-то под ноги Сингэну. Такэда растерянно глянул вниз. В пыли виднелось множество следов конских копыт. Следы складывались в буквы и цифры – адрес электронной почты. Мыло Уэсуги Кэнсина. - Так значит, про румяна и белила? – снова спросил Сингэн. - А про что же ещё? (31) - улыбнулся Кэнсин. - Но почему, почему про них? - Я бы мог вопросить ещё, но не буду. Много будешь знать заранее – неинтересно жить будет. – С этими словами Дракон Этиго тронул лошадь пятками и скрылся так же стремительно, как и появился.
* * * Солнце катилось к закату. Бой давно угас. Кое-где ещё случались одиночные стычки, но в целом всё было кончено. К берегу Тикумагавы подтягивались уцелевшие воины клана Такэда, несли убитых и раненых. Снова звенели мобильники, бегали посыльные, а на командном пункте, за красными шторами с гербами Такэда, собирались генералы. Сингэн вышел за шторы и оглядел равнину. Перед ним, на огромном поле между двух рек, медленно и рассеянно, словно в трансе, бродили измученные люди. Кто-то рыдал, стонал, кричал и бился, кого-то вели и тащили. По всей равнине в беспорядке валялись обезображенные неподвижные тела в цветных доспехах, конские трупы, обломки оружия, остатки защитных сооружений и пёстрые флажки – сасимоно, синие, белые, красные, жёлтые, чёрные. Когда-то такие нарядные, теперь они лежали в пыли, рваные, изрубленные, обгорелые, пробитые пулями, замазанные кровью и зеленью.
* * * Снова раздался конский топот. Неподалёку кто-то спрыгнул с коня. Быстрые шаги - и перед Сингэном возник Косака Масанобу. Преклонил колено. - Господин… Я… Мне нет прощения… - Ты… - Сингэн открыл, было, рот, чтобы хорошенько выругать его за медлительность и нерасторопность, которая едва не погубила клан и чуть не стоила жизни ему самому. Но взглянул на грязную, мокрую изодранную одежду Косаки, на его избитые доспехи, на спутанные слипшиеся волосы, на наскоро вымытое для встречи с ним, господином, лицо, представил весь путь, который Дандзё проделал ради него, и злость пропала. В конце концов, он был виноват лишь в том, что честно выполнял приказ. Приказ великого полководца Такэды Сингэна. Может, и правда, подарить ему на Новый год не еду, не одежду со своего плеча и не какое-нибудь оружие, а что-нибудь более стоящее? И не ему одному… - Ты сделал всё, что мог, Дандзё. Встань, – сказал Сингэн. - Какое счастье, что вы живы! – Косака вскочил. И, наверное, только строгий этикет сдерживал его от того, чтобы броситься к Сингэну и обнять его. - Мне рассказали, что тут было… - Да, как мой летописец ты многое пропустил… - сочувственно сказал Такэда, внутренне всё же радуясь, что знаменитого блогера и сингэноведа на исторической встрече не было. - Что… что он вам сказал? – с жадным любопытством спросил Дандзё. - Сказал, что у тебя замечательные посты в Интернете, что ты здорово дерёшься, но что неплохо было бы снабдить тебя навигатором, а то он с людьми замучился ждать, пока ты их разыщешь. Не знаешь, случайно, где можно достать хороший? - В Нагасаки у варваров(32)… - немного смутившись, ответил польщённый Косака. Потом в Киото. Но ближе всех – в Этиго. Иногда их оттуда к нам привозят. Когда войны нет. - Боюсь данайцев, дары привозящих… - задумчиво произнёс Сингэн. Чего он всё-таки хочет, этот Кэнсин? Сначала соль, теперь вот навигаторы (33)… - Это вы о чём, господин? – не понял Дандзё. - Это из какого-то древнего военного трактата, кажется. Означает «Не покупай электронику у врага, там могут быть опасные вирусы». Нет, непохоже, чтобы Кэнсин был настолько коварен. По крайней мере, соль его была вполне обычной солью. - Знаете, господин, - думал о своём блогер. – Я обязательно опишу эту встречу. Упоминание о ней войдёт во все учебники истории. О ней будут слагать стихи, петь песни и писать картины. Может быть, даже памятник поставят… - Да уж, без памятника тут никак не обойдётся, - ехидно сказал великий полководец. Но Косака не заметил насмешки. Глаза его горели огнём вдохновения. Щёки пылали. - Я опишу это так, - торжественно начал он. «И вот, конь бледный и на нём всадник, которому имя…» (34) - Скажи спасибо, - мрачно прервал его Сингэн, - что звали его Уэсуги Кэнсин. – Великий полководец снова медленно обвёл глазами поле Хатимана и тихо добавил. – По крайней мере, для меня. А то плакали бы все твои лайки… (35)
декабрь 2012 - 13 января 2015
Примечания. (Для тех, кто не совсем в курсе)
МЫЛО (сленг) – e-mail, электронная почта. читать дальше1) 10 сентября 1561 года. 2) Харамаки – разновидность японских доспехов XIII – XVI веков. Главная отличительная черта - они завязывались на спине, а не сбоку. Как и все доспехи того времени, отличались большим количеством шнуровки, в которой в полевых условиях быстро заводилась разная живность. К концу эпохи Воюющих провинций (Сэнгоку Дзидай) доспехи харамаки морально устарели, поэтому носили их в основном полководцы и другие командиры, чтобы подчеркнуть древность своего рода и высокое положение. 3) Каи Гэндзи или Каи Гэндзи Такэда – потомки императора Сэйва, ветвь рода Минамото (Гэндзи), основатель которой Минамото Ёсикиё, осел в горной провинции Каи. Косодэ - здесь, короткое кимоно, которое надевали под доспех. Знатный воин мог носить несколько косодэ одновременно. Дзюбан - нижняя одежда, напоминающая халат с короткими рукавами, которую надевали под косодэ. 4) Асигару, «легконогие» - в средневековой Японии вид лёгкой пехоты, набравшейся, в основном, из крестьян. 5) Санада Юкитака – вассал Такэды Сингэна, живший в провинции Синано, один из «24-х генералов Такэды». Род Санада традиционно занимался разведкой. Мукадэ-сю – отряд связных и разведчиков Такэды Сингэна. Их отличительным знаком было изображение сколопендры – мукадэ на заспинных флажках – сасимоно. Считалось, что сколопендра отличается храбростью и никогда не отступает. В буддийской мифологии она является посланцем Бисямонтэна, бога воинов. 6) Дятел. Кроме названия птицы, на сленге слово обозначает: 1. Доносчика. 2. Человека, который долбит одно и то же. 3. Дурака, тупицу, глупого человека. 7) Тё – мера длины. 1 тё = 109,09 метра. 8) Намбан гусоку, доспехи южных варваров – доспехи, созданные на основе европейской пуленепробиваемой кирасы и испанского шлема, к которым крепились части японских доспехов. В силу ограниченности торговли с Европой, основные их компоненты достать было довольно сложно, поэтому доспехи были ужасно дорогими и престижными. 9) Дзимбаори, походная накидка – разновидность самурайской одежды, напоминавшая жилет. На войне надевалась поверх доспехов. Полководцы носили дзимбаори из дорогих тканей и украшали их гербами. 10) Вообще-то, Кэнсин не был настолько пацифичен. Считается, что во время этого налёта он нанёс Сингэну по меньшей мере две раны. 11) Для тех, кто совсем не в курсе. Руро:ни Кэнсин или Бродяга Кэнсин – название популярной манги и анимэ, главного героя которой тоже зовут Кэнсин и который некоторыми своими чертами напоминает князя Этиго. Пишутся, правда, их имена по-разному. Для тех, кто в курсе. Посмертное имя Уэсуги Кэнсина – Фусикииндэн Синко: Кэнсин. См. также 12. 12) Считается, что посмертное имя необходимо для облегчения загробного существования души и обеспечения ей удачного перерождения. В современной Японии присвоение посмертного имени – один из источников доходов буддийского духовенства. Длина имени и его качество часто зависят от суммы, потраченной родственниками умершего. Поэтому некоторые от него отказываются. 13) Фурин Кадзан, фуринкадзан, «ветер, лес, огонь, гора» - название боевого знамени Такэды Сингэна, на котором был начертан его девиз, изречение из «Искусства войны» китайского автора Сунь Цзы, которое характеризует настоящего полководца: «быстрый как ветер, спокойный как лес, беспощадный как огонь, неподвижный как гора». 14) Вороженько. А как к нему, родному, любимому врагу ещё обращаться-то, как не уменьшительно - ласкательно? 15) Дзисэй – предсмертное стихотворение самурая из трёх-пяти строф, как правило, подводящее итоги его жизни. 16) Офурисодэ – кимоно незамужних девушек с очень длинными, точнее, широкими, шире 100 см, рукавами. Изготовляется из дорогих тканей ярких расцветок и надевается по торжественным случаям. 17) Усами Садамицу – один из генералов и стратег Кэнсина. Очень вероятно, что в момент прорыва Дракона Этиго к ставке Сингэна находился где-то рядом. 18) Как вы поняли, Сингэну приходят в голову, различные приличествующие случаю строфы. И, поскольку Сингэн ими не воспользовался, они пришли в голову другим, которые их и записали. Конкретно, братьям Стругацким, Сергею Есенину и Ёсиде Сёину. 19) Кофу – главная крепость Сингэна. «Кофу всего в двух шагах» - цитата из мюзикла «Волки Мибу». Вообще-то, от Кофу до Нагано, в центре которого сейчас находится Каванакадзима, около 150 км, но я не стала развивать эту тему. 20) Ходзё, Имагава, Ода – соседи клана Такэда. 21) Амадзакэ – сладкий безалкогольный напиток из рисового солода, традиционно подаваемый на стол к празднику девочек, 3 марта. Вообще-то пьют его обычно зимой, так как в тепле он быстро портится. Как Кэнсину удавалось целый месяц хранить скоропортящийся продукт – тот ещё вопрос. Не иначе у него был с собой походный холодильник. 22) Реального Кэнсина вряд ли бы остановили походные условия. Когда он с армией стоял на горе Сайдзё, шпионы докладывали Такэде о том, что Дракон Этиго каждый день пьёт сакэ и культурно развлекается. 23) Утида Иэёси – самурай, живший в ХII веке, один из вассалов Минамото Нориёри, брата Минамото Еритомо. Герой войны Гэмпэй. Погиб во время битвы при Авадзу (1184 г.) от руки Томоэ – годзэн. Во время боя, защищая своего господина, Кисо Есинаку, она отрезала Иэёси голову. 24) Каннон – в японской мифологии богиня милосердия, способная менять облик. Считалась воплощением мужского божества, бодхисаттвы Авалокитешвары. 25) Кэнсин намекает на то, что Сингэн, так же, как и он сам, дал монашеские обеты. А также снова напоминает ему, что с точки зрения буддизма Махаяны весь чувственный мир - это всего лишь иллюзия. На самом деле, ни его, ни Сингэна, ни всего прочего не существует поэтому вопрос, который так волнует Такэду, не так уж и важен. 26) На самом деле пострадало вовсе не копьё, а животное. Но давайте, хотя бы в фанфике пожалеем лошадку, а? Ей ещё Кэнсина до дому довезти надо, пока у него критические фэншуйно - неблагоприятные дни не начались. 27) Вакидзаси – короткий, от 40 до 60 см длины, меч. 28) Наму Амида буцу - Хвала будде Амиде, молитвенная формула, которая по верованиям некоторх буддийских школ Японии позволяла после смерти возродиться в Чистой Земле, буддийском варианте рая, хозяином которого был милосердный будда Амида. Странно, что такой звонок стоит на телефоне у Кэнсина, который не был амидаистом. Может быть, телефон ему подарил настоятель монастыря Дзэнкодзи (см. 28) или звонок служил каким-то особым сигналом. 29) Дзэнкодзи – монастырь на границе провинций Синано и Этиго, принадлежавший школам Тэндай и Дзёдо (Чистая Земля), в котором во время четвёртой битвы при Каванакадзима стояла резервная часть армии Кэнсина. 30) Амакадзу Кагэмоти Оми но ками – один из генералов Уэсуги Кэнсина, которого в день битвы он оставил у реки Тикумагава на переправе Амэномия. Отряд Амакадзу должен был встретить вторую часть войска Такэды, которым командовал Косака Масанобу, и задержать его у переправы, не давая замкнуть армию Кэнсина в клещи. 31) Сингэн действительно написал дзисэй, в котором упоминаются румяна и белила. Причём, вполне буддийского содержания. Вот его подстрочник: «Было бы хорошо, если бы кожу и кости, предавая их земле, не мазали румянами и белилами, (чтобы сохранилось) изящество естества". 32)Варвары, южные варвары, намбан – японское название европейцев, приплывших на своих кораблях с юга. 33) Правильнее, «Боюсь данайцев, даже дары приносящих», цитата из Вергилия, слова жреца Лаокоона, предупреждавшего троянцев о хитрости греков (данайцев). Возможно, Сингэн подцепил эту фразу из какой-нибудь игры. На самом деле знаменитая история с солью произошла на десять лет позднее, в 1570 году. 34) «И вот, конь бледный и на нём всадник, которому имя «смерть», - цитата из Откровения Иоанна Богослова (6:8). Откуда Косака и Сингэн её знают – тоже вопрос. Наверное, из компьютера. На самом деле слово «бледный», в оригинале означало смертельную бледность, точнее, трупную зелень, а не цвет сакуры. Но так как сакура из-за своего кратковременного цветения считается одним из символов смерти, то вполне возможно, что с точки зрения японца, лошадь цвета сакуры вполне себе подходящее транспортное средство для всадника по имени Смерть. Битва при Каванакадзиме была одним из самых кровопролитных сражений эпохи Сэнгоку. В нём погибло около 20-ти тысяч человек. Согласно С.Тёрнбуллу, армия Такэды потеряла в нём 62% своего состава, армия Уэсуги – 72%. 35) Лайк (от англ. like нравиться) - выражение одобрения материалу в интернете. Одобрение выржается нажетием кнопки «Мне нравится» или «Одобряю». Считается, что чем больше лайков собирает материал, тем он популярнее.
Смотрела "Докуганрю Масамунэ" - 59. Он же "Сокол Севера". Увидела вот это:
Ну да, Исида Мицунари. И да простят меня фанаты, но повесила я его тут вовсе не от горячей к нему любви. С бОльшим удовольствием я бы повесила Катакуру. Или ещё кого-нибудь мне симпатичного. Просто у Исиды складки на катагину было лучше видно. А теперь считаем складки на крылышках. Их две! читать дальшеШирина одной панели, как и в катагину эпохи Сэнгоку около 30 см. Как и в привычном нам катагину с тремя складками, панель делится на пять частей. Но теперь на хлястик уходит не одна часть, а две, а на крылышко тоже уходят две, а не три части, как обычно. Вот ещё один кадр, из "Докуганрю Масамунэ" снятого в 1942 году.
Снимок не очень чёткий, но я и здесь вижу только две складки на крылышках. Что это? Переходная форма или что-то ещё? Я - за переходную форму. Катагину эпохи Сэнгоку была неудобна как раз тем, что несколько мешала движениям рук. Попробуйте надеть что-нибудь похожее, взять меч и встать в стойку Сэйган. Ткань будет мешать. Поэтому для удобства часть ткани от продмышек и ниже стоило убрать. Так, наверное, и появились крылышки. Ещё один аргумент за то, что это не ошибка режиссёров. Классические хакама той эпохи имели по две встречных складки спереди на каждой штанине. Позже количество складок на штанах, как и количество складок на крылышках катагину, вырастает до трёх. Верх должен соответствовать низу. Нэ?