читать дальшеК сожалению, большая часть предметов и механизмов в силу обстоятельств и для удобства туристов удалена или заменена. На обоих кораблях из трёх машин оставили только одну, центральную, остальные убрали. От них осталась только часть вала, который связывал машину с винтом. Над одним из обрезков вала на стенке висит огромный сменный подшипник сложной формы, который удерживал вал винта в корпусе корабля. Во время движения у такого подшипника стоял специальный матрос и щедро поливал его маслом. Иногда это не помогало и подшипник плавился. Предмет такой формы сложно изготовить в условиях корабельной мастерской. Поэтому наготове обязательно должны были быть запасные.
Показывая паровую машину тройного расширения, рассказывают, как они работали. В трюме тесно. Одна оставшаяся машина занимает столько места, что невозможно представить, куда помещались ещё две остальные.
В 50-х годах, "Красин" был на реконструкции в Германии и там все движущиеся части машины благоразумно прикрыли шторками. Но на "Авроре" всё осталось неприкрытым, как было вначале. Гигантские, больше человеческого роста, шатуны и ползуны, коленчатый вал утопленный в гигантской ванне. Сейчас она сухая, а когда-то почти доверху была наполнена машинным маслом. Когда всё это дышало и двигалось, горячее масло лилось и летело во все стороны.
С котлами дело обстоит гораздо хуже. Изначальные угольные котлы "Красина" в 50-х годах заменили в Германии на мазутные и на дизельные двигатели. В полярных условиях, когда ледокол стоял на приколе, дизели снабжали электричеством прибрежные посёлки.
Как говорят, перемена топлива сильно повлияла на престиж профессии работников котельного отделения. Ухаживая за девушками ни один кочегар не признавался, чем он занимается на корабле. Краснел, бледнел, врал, но не признавался. А приморские девушки, очевидно, все были блондинками и не могли определить этого по нарукавным нашивкам. После внедрения мазута бывшие кочегары стали гордо называть себя операторами по производству пара или ещё кем-то в этом духе. Число людей, обслуживающих котлы, сократилось на две трети. И в каморках, где раньше ютились по шесть человек, теперь жили по двое.
На "Авроре" какую-то часть угольных котлов, инструменты и оборудование оставили, но всё равно сложно представить, насколько адской была работа тех людей, благодаря которым двигался корабль.
На крейсере было примерно 20 офицеров и 560 человек нижних чинов. Из них более 200 человек (одна треть экипажа!) были кочегарами. На "Красине" первоначальный расклад был примерно таким же.
Машины "Авроры" двигали 24 паровых котла системы Бельвилля 1894 года, по восемь котлов на каждую трубу. Были они размещены попарно и уголь в них кидался с двух сторон. Двусторонний котёл мог иметь кратное (до восьми) количество топок. Сколько их было на "Авроре" я нигде не нашла, но на каждую обычно полагалось, если я не ошибаюсь, по два кочегара на вахту. Обычная вахта длилась 4 часа, но при особых обстоятельствах её сокращали до двух.
Топливом для котлов был уголь. На крейсере было 20 верхних и 12 нижих угольных ям, которые вместе могли принять до 950-ти тонн угля. Этого хватало для автономного плавания на 4 тыс. миль или на 7400 километров. Погрузкой угля на корабль занимался весь экипаж, включая офицеров. Но угля в порту могло ещё не оказаться или его качество могло быть далеко не лучшим. Поэтому, идя к японским берегам в составе 2-й тихоокеанской эскадры "Аврора" взяла в Габоне двойной запас, 1900 тонн угля. Уголь был везде: на верхней палубе, в каютах, в том числе офицерских, в офицерском буфете, в кают-комнании и даже в минном аппарате.
Задачей кочегаров было следить за тем, чтобы в топке горел огонь и бросать туда уголь, который лежал тут же, на полу котельной. Поступал он туда из специальной шахты. (Вес совковой лопаты 2-3 кг плюс вес угля). Для того, чтобы топка разогевалась равномерно бросать нужно было так, чтобы уголь ровно распределялся по всей топке. Периодически его дробили ломиком (вес 20-30 кг) и ворошили специальной лопаткой - шуровкой, а когда он догорал - выгребали шлак. Шлак грузили в специальное ведро, вытаскивали из трюма и выкидывали за борт. По чёрному неэкологичному пятну на воде можно было определить, что здесь был корабль и как давно он тут был.
Качество угля, как уже говорилось, было разным. Европейский уголь считался гораздо лучше африканского. Хороший уголь можно было закинуть и отдыхать. Плохой же требовал непрерывного перемешивания.
Корабельные кочегарки часто сравнивали с адом. Если температура за бортом, например, во время плавания во льдах была -20, в котельном отделении было + 40, если же корабль шёл в южных водах и за бортом было + 40, то у самих печей могло быть и все +60 по Цельсию. При сгорании угля выделялось много пара, а в воздухе висела пелена угольной пыли. Принудительная электровентиляция положение не спасала. Судовой врач "Авроры" много раз пытался проверить условия, в которых работают кочегары, но стоило ему открыть трюм и вдохнуть горячий влажный грязный воздух, как от решительности его не оставалось и следа.
Мало того, в боевой ситуации все люки задраивались, чтобы повысить живучесть корабля, ведь котлы и машины находились на семь метров ниже уровня воды! Кстати, люки эти выглядели совершенно так, как как на "Титанике" и имели электрический привод. Трюмная вентиляция во время боя могла выйти из строя. Или же её отключали специально. Русская корабельная артиллерия во время русско-японской войны ещё вовсю использовала дымный порох, а палуба и надстройки во время боя часто загорались. Чтобы продукты горения не затягивало в трюм, вентиляцию могли отключить.
Сверху выходы из трюма перекрывались тяжёлыми бронированными плитами, чтобы уберечь машину от вражеских снарядов. Поднять эти плиты можно было только снаружи. Иногда это приводило к трагедиям. Так во время Цусимского сражения был подбит и перевернулся броненосец "Ослябя". Около 200 человек, находившихся в машинном отделении, оказались заперты и ушли на дно вместе с кораблём.
Люди, работавшие в трюме, не представляли, что происходит наверху. О том, побеждает корабль, горит он или тонет они узнавали только из коротких реплик командира, доносившихся из переговорной трубы. Но от их работы зависело очень и очень многое.
Паровая машина начинала работать не вдруг. Чтобы с нуля разогреть котлы, развести пары и сдвинуть с места судно размером с "Аврору" требовалось часа четыре. Форсирование событий могло привести к поломке. Поэтому в походе котлы никогда не тушили полностью, оставля запас пара. А кто-то говорит, что парусники несовершенны!
Кстати, бродя по котельным отделениям все экскурсоводы как один вспоминают песню о смерти кочегара и сходятся на том, что она описывает события похода Второй Тихоокеанской эскадры во время русско-японской войны, когда часть кораблей, "Авроры" там не было, шла через Красное море. Кое-кто по набору действующих лиц песни установил, что события происходят именно на крейсере.
www.nkj.ru/archive/articles/13593/
Ну, и в заключение - знаменитая песня.
Текст.Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесный,-
Как вспомнишь, так сердце болит.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять,-
Сказал кочегар кочегару,-
Огни в моих топках совсем не горят;
В котлах не сдержать мне уж пару.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся аж на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка.
Пойди, заяви всем, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю!»
Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Окончив кидать, он напился воды,-
Воды опресненной, нечистой,-
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:
«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать,-
Лекарство он даст, если болен!»
На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него всё помутилось…
Увидел на миг ослепительный свет…
Упал… Сердце больше не билось.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли —
Колосник горелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
Простынкою труп обернули,
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут — она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Полный вариант текста: ru.wikipedia.org/wiki/Раскинулось_море_широко
Прослушать или скачать Раскинулось море широко бесплатно на Простоплеер
И кусочек из "Цусимы" А.С.Новикова-Прибоя про плавание Второй Тихоокеанской эскадры в тропиках:
читать"Днем мучил людей тропический зной. К обеду солнечные лучи падали отвесно, накаляя железные части броненосца до такой степени, что от них отдавало невыносимым жаром. Матросы быстро начали худеть. Помимо обычных судовых работ и учений, им приводилось еще, вдыхая черную пыль, перетаскивать уголь из разных мест в угольные ямы. Но все-таки положение строевых было гораздо лучше, чем кочегаров и машинистов. В их отделения никакие вентиляторы не могли понизить жару хотя бы до сорока градусов. Так было в машине внизу. А выше, на индикаторных площадках, было еще хуже: над головой — горячая палуба, кругом раскаленные трубопроводы, сепараторы. Здесь температура поднималась почти до точки кипения. Даже масло испарялось, наполняя все помещение как бы туманом. Не легче было и в кочегарных отделениях. Плохой уголь значительно затруднял исправно поддерживать пар, а прибавить котлов не всегда позволялось. С кочегарами случались тепловые удары. Помимо убийственной жары, все люди, которые обслуживали топки, котлы и машины, не стояли, сложив руки, а работали, истекая обильным потом и задыхаясь от усталости, иначе броненосец не стал бы двигаться вперед. Они поднимались наверх бледные, бескровные, с тупыми лицами, настолько истерзанные, что невольно, глядя на них задавал себе вопрос: неужели они выдержат до конца нашего плавания?" (Ч.2 Вокруг мыса Доброй Надежды. Гл. 6. Пересекаем экватор.)
Хм, а то, что стих Блока про девушку в церковном хоре не просто абстракция, а про Вторую Тихоокеанскую эскадру - неужели правда?