Предисловие, которое можно не читать. Это не самостоятельная вещь, а всего лишь вставная история, которая, надеюсь, когда-нибудь станет частью «Тайны Колобкового Призрака». Почти правдивую историю о Гэнсае Каваками рассказывает Кусака (фамилия пишется как «Хиносита»), призрак студента-филолога, неудачно сэппукнувшегося в начале 70-х гг ХХ века. Рассказывает сам себе для вдохновения, потому что при жизни Кусака был не очень храбрым человеком и неумелым фехтовальщиком. А тут ему предстоит недружественное общение с целой толпой разъярённых синигами…
Говорят, в детстве Каваками Гэнсаю совершенно не давалось фехтование. Тренируется он, тренируется, пот ради себя самого усердно проливает, как по уставу школы полагается, а как на учебный поединок выйдет – непременно проиграет! И, ладно бы только старшим и ровесникам проигрывал, его ведь и младшие побивали!
Поэтому он ужасно не любил физкультуру. И синаи тоже не любил.
читать дальше- Ну, какой прок от этих бамбуковых палок!? – говорил он. – Это же детские игрушки! Вот настоящие мечи – это да!
Но настоящего меча ему по малолетству и неумению никто не давал, а вот двойки регулярно ставили.
- Как можно! – сокрушался Каваками Гэмбэй, его приёмный папа, когда сын, единственная надежда семьи, приносил домой очередную пару, - У тебя, будущего самурая, и двойки по физкультуре!!!
- Ну и пусть! – невозмутимо отвечал юный Гэнсай, - Зато сэнсэй мою каллиграфию хвалит! И стихи у меня лучше всех в классе получаются! А что самураю нужно, чтобы остаться в истории? Красиво и с чувством написать дзисэй! Люди дзисэй прочитают, восхитятся и никто и не вспомнит, что там по физкультуре было! Жизнь, сами знаете, коротка, а искусство – вечно!
- Но Гэн-тян, - напоминала ему приёмная мама, - Если ты будешь таким слабым, твоя жизнь может стать ещё короче! И дзисэй написать не успеешь! Ты такой маленький и хилый, все будут тебя обижать…
- Пусть только попробуют! - отвечал ей сын, - Я тогда им списывать не дам! И подсказывать не буду! И стихи своим девушкам пусть сами сочиняют! Я ещё, может, начальником над ними всеми стану! Начальнику мечом махать не нужно, он на складном стуле сидит, командирским веером машет и дзисэи придумывает.
- Может, и станешь, - согласился отец. – Мальчик ты умный, а время сейчас мирное. А если завтра – война? Ухлопают тебя, такаго умного, в первом же бою и кто нам наследников подарит? Дзисэй? Вот сдадим тебя обратно в семью Комори, да ещё и рекламацию предъявим за то, что детей некачественных, за себя постоять не умеющих, производят! А себе другого мальчика возьмём. Пусть лучше пишет коряво, зато в бою живым останется...
Обещали приёмные папа с мамой обратно Гэнсая вернуть, да так и не вернули. То ли добрые попались и сдать грозились только для порядку, то ли лишних мальчиков больше не находилось, а, может, просто любили его и втайне гордились, ведь по другим-то предметам он успевал! Как бы то ни было, остался Гэнсай в семье Каваками. С двойками по физкультуре.
Шли годы, и настала пора его женить. Дело ответственное, ведь для того его и взяли, чтобы род продолжил. Что ж, решили родители, из сына воина не вышло, так нужно хоть невесту боевую в дом взять. Тогда и дети правильные пойдут. И выбрали. Молодую, красивую, по физкультуре одни пятёрки. Мисава Тэй её звали.
Всем хороша была Тэй. И Гэнсаю она нравилась. Но был у неё один недостаток, уж очень любила она спорить и на своём настаивать. Обычные-то жёны, когда дело до выяснения отношений дойдёт, кричат, плачут, тарелки бьют, в крайнем случае, за скалку или сковородку схватятся. Тэй же без лишних разговоров брала нагинату. Острую-преострую, колючую-преколючую. Как только чуть что не по ней – так и берёт. И машет, машет…
Гэнсай вначале её словами ласковыми уговаривать пытался, стихами да икэбанами ублажать. Весь дом китайской каллиграфией завесил – не помогает! Загонит, бывало, Тэй его на дерево, сама внизу сядет и ждёт. Висит Гэнсай на сакуре, руки немеют, ноги отнимаются, а сакура качается, потрескивает. Того и гляди, вспорхнёшь как весенний лепесток с дерева и - прямо на нагинату! Тут и не захочешь, а на уступки пойдёшь!
Понял он, что одними цветочками да писчими кисточками мужской авторитет не отстоишь, надо радикально всю жизнь менять. А то, не ровен час, прибьёт его супруга, и - прощай, родительские надежды!
Взял Гэнсай меч, ему тогда уже настоящий выдали, и снова стал тренироваться. И под угрозой жёниной нагинаты у него так хорошо стало получаться, что он не только все права свои отстоял, но и новый стиль создал. И назвал его «Фурануи», что означает «Неведомый огонь», в память о тех дивно мерцающих зелёных звёздах, что являлись у него перед глазами, в те прекрасные мгновенья, когда заботливо повёрнутый плашмя клинок нагинаты в могучей руке любимой супруги на второй космической скорости случайно встречался с его головой…
Сначала молодые просто выясняли отношения, но после обоим так понравилось, что они даже ката придумывать стали. Совместные. Для меча и нагинаты.
А потом настала смута. Корабли гайдзинские у берегов японских шныряют, из пушек палят, страну открыть требуют. А чиновники сёгунские по кабинетам сидят, со страху трясутся, что делать не знают. И понял Гэнсай, что без него ну никак не обойдутся! Поцеловал он жену и поехал в Киото - спасать отечество. От гайдзинов и трусливых сёгунских чиновников…
Опасностей в столице, конечно, немало было. И лихих людей предостаточно, но куда им всем против Тэй! Она одна стоила тысячи!
Ходит Гэнсай по Киото, революцию делает и мимоходом думает: - «Я – здесь, жена – там. Пока я тут революцию делаю, у меня вся квалификация пропадёт. Приеду я домой, Тэй обрадуется, пофехтовать со мной захочет, да на радостях не рассчитает и прибьёт ненароком. Надо бы потренироваться. Обычные додзё тут не годятся, надо чтобы риск был…»
И вот, идёт он как-то по мосту и видит: на мосту столб стоит, а к нему дощечка прибита. А на дощечке – объявление:
«В целях ускорения революционного процесса клан Тёсю производит набор хитокирей. Время работы вечернее.
После успешно выдержанного испытательного срока высокая зарплата и место в истории гарантированы». Адрес… телефон…
- «Ну вот, - подумал Гэнсай, - Хитокири – это опасно. И это замечательно! Потренируюсь как следует, и деньги для жены и детей будут, и в историю попаду, маму с папой порадую. Вечером буду работать, а днём можно по музеям и храмам гулять, культурный уровень повышать, столица всё-таки...».
И пошёл он по адресу…
Что было дальше. Это тоже можно не читать.
-Ну, вы сами знаете, стал он одним из самых известных хитокирей эпохи. И повстречался ему как-то патруль из девяти синсэнов…
С зтими словами призрак Кусака поправляет на голове кастрюлю, понадёжнее перехватывает меч и, крепко зажмурив глаза, кидается в битву…
Как становятся хитокирями.
«Придёшь домой, там ты сидишь…»
В. Высоцкий.
«Нет в мире кинжала острее, чем жало
безжалостной женщины, Шелы О-Нил.»
Р. Бернс.
В. Высоцкий.
«Нет в мире кинжала острее, чем жало
безжалостной женщины, Шелы О-Нил.»
Р. Бернс.
Говорят, в детстве Каваками Гэнсаю совершенно не давалось фехтование. Тренируется он, тренируется, пот ради себя самого усердно проливает, как по уставу школы полагается, а как на учебный поединок выйдет – непременно проиграет! И, ладно бы только старшим и ровесникам проигрывал, его ведь и младшие побивали!
Поэтому он ужасно не любил физкультуру. И синаи тоже не любил.
читать дальше- Ну, какой прок от этих бамбуковых палок!? – говорил он. – Это же детские игрушки! Вот настоящие мечи – это да!
Но настоящего меча ему по малолетству и неумению никто не давал, а вот двойки регулярно ставили.
- Как можно! – сокрушался Каваками Гэмбэй, его приёмный папа, когда сын, единственная надежда семьи, приносил домой очередную пару, - У тебя, будущего самурая, и двойки по физкультуре!!!
- Ну и пусть! – невозмутимо отвечал юный Гэнсай, - Зато сэнсэй мою каллиграфию хвалит! И стихи у меня лучше всех в классе получаются! А что самураю нужно, чтобы остаться в истории? Красиво и с чувством написать дзисэй! Люди дзисэй прочитают, восхитятся и никто и не вспомнит, что там по физкультуре было! Жизнь, сами знаете, коротка, а искусство – вечно!
- Но Гэн-тян, - напоминала ему приёмная мама, - Если ты будешь таким слабым, твоя жизнь может стать ещё короче! И дзисэй написать не успеешь! Ты такой маленький и хилый, все будут тебя обижать…
- Пусть только попробуют! - отвечал ей сын, - Я тогда им списывать не дам! И подсказывать не буду! И стихи своим девушкам пусть сами сочиняют! Я ещё, может, начальником над ними всеми стану! Начальнику мечом махать не нужно, он на складном стуле сидит, командирским веером машет и дзисэи придумывает.
- Может, и станешь, - согласился отец. – Мальчик ты умный, а время сейчас мирное. А если завтра – война? Ухлопают тебя, такаго умного, в первом же бою и кто нам наследников подарит? Дзисэй? Вот сдадим тебя обратно в семью Комори, да ещё и рекламацию предъявим за то, что детей некачественных, за себя постоять не умеющих, производят! А себе другого мальчика возьмём. Пусть лучше пишет коряво, зато в бою живым останется...
Обещали приёмные папа с мамой обратно Гэнсая вернуть, да так и не вернули. То ли добрые попались и сдать грозились только для порядку, то ли лишних мальчиков больше не находилось, а, может, просто любили его и втайне гордились, ведь по другим-то предметам он успевал! Как бы то ни было, остался Гэнсай в семье Каваками. С двойками по физкультуре.
Шли годы, и настала пора его женить. Дело ответственное, ведь для того его и взяли, чтобы род продолжил. Что ж, решили родители, из сына воина не вышло, так нужно хоть невесту боевую в дом взять. Тогда и дети правильные пойдут. И выбрали. Молодую, красивую, по физкультуре одни пятёрки. Мисава Тэй её звали.
Всем хороша была Тэй. И Гэнсаю она нравилась. Но был у неё один недостаток, уж очень любила она спорить и на своём настаивать. Обычные-то жёны, когда дело до выяснения отношений дойдёт, кричат, плачут, тарелки бьют, в крайнем случае, за скалку или сковородку схватятся. Тэй же без лишних разговоров брала нагинату. Острую-преострую, колючую-преколючую. Как только чуть что не по ней – так и берёт. И машет, машет…
Гэнсай вначале её словами ласковыми уговаривать пытался, стихами да икэбанами ублажать. Весь дом китайской каллиграфией завесил – не помогает! Загонит, бывало, Тэй его на дерево, сама внизу сядет и ждёт. Висит Гэнсай на сакуре, руки немеют, ноги отнимаются, а сакура качается, потрескивает. Того и гляди, вспорхнёшь как весенний лепесток с дерева и - прямо на нагинату! Тут и не захочешь, а на уступки пойдёшь!
Понял он, что одними цветочками да писчими кисточками мужской авторитет не отстоишь, надо радикально всю жизнь менять. А то, не ровен час, прибьёт его супруга, и - прощай, родительские надежды!
Взял Гэнсай меч, ему тогда уже настоящий выдали, и снова стал тренироваться. И под угрозой жёниной нагинаты у него так хорошо стало получаться, что он не только все права свои отстоял, но и новый стиль создал. И назвал его «Фурануи», что означает «Неведомый огонь», в память о тех дивно мерцающих зелёных звёздах, что являлись у него перед глазами, в те прекрасные мгновенья, когда заботливо повёрнутый плашмя клинок нагинаты в могучей руке любимой супруги на второй космической скорости случайно встречался с его головой…
Сначала молодые просто выясняли отношения, но после обоим так понравилось, что они даже ката придумывать стали. Совместные. Для меча и нагинаты.
А потом настала смута. Корабли гайдзинские у берегов японских шныряют, из пушек палят, страну открыть требуют. А чиновники сёгунские по кабинетам сидят, со страху трясутся, что делать не знают. И понял Гэнсай, что без него ну никак не обойдутся! Поцеловал он жену и поехал в Киото - спасать отечество. От гайдзинов и трусливых сёгунских чиновников…
Опасностей в столице, конечно, немало было. И лихих людей предостаточно, но куда им всем против Тэй! Она одна стоила тысячи!
Ходит Гэнсай по Киото, революцию делает и мимоходом думает: - «Я – здесь, жена – там. Пока я тут революцию делаю, у меня вся квалификация пропадёт. Приеду я домой, Тэй обрадуется, пофехтовать со мной захочет, да на радостях не рассчитает и прибьёт ненароком. Надо бы потренироваться. Обычные додзё тут не годятся, надо чтобы риск был…»
И вот, идёт он как-то по мосту и видит: на мосту столб стоит, а к нему дощечка прибита. А на дощечке – объявление:
«В целях ускорения революционного процесса клан Тёсю производит набор хитокирей. Время работы вечернее.
После успешно выдержанного испытательного срока высокая зарплата и место в истории гарантированы». Адрес… телефон…
- «Ну вот, - подумал Гэнсай, - Хитокири – это опасно. И это замечательно! Потренируюсь как следует, и деньги для жены и детей будут, и в историю попаду, маму с папой порадую. Вечером буду работать, а днём можно по музеям и храмам гулять, культурный уровень повышать, столица всё-таки...».
И пошёл он по адресу…
Что было дальше. Это тоже можно не читать.
-Ну, вы сами знаете, стал он одним из самых известных хитокирей эпохи. И повстречался ему как-то патруль из девяти синсэнов…С зтими словами призрак Кусака поправляет на голове кастрюлю, понадёжнее перехватывает меч и, крепко зажмурив глаза, кидается в битву…
@темы: фанфики, мифология, бакумацу, бред с сосны упавшего, Тайна Колобкового Призрака
-
-
09.10.2012 в 15:46-
-
09.10.2012 в 16:46-
-
14.10.2012 в 17:19